Искупление?

Выше я писал, что последняя глава моей рукописи всё скажет сама за себя. А еще я писал, что у каинита, желающего победить Зверя, есть два пути. В этом я ошибся: путь лишь один - Голконда.

Это слово я могу произнести лишь шепотом. И то, что я по-прежнему питаю такое почтение к этому слову и понятию, что за ним стоит, может показать смешным ввиду моего...

Впрочем, я забегаю вперед. Я должен отделить личный опыт от истины и отринуть эмоции, как и подобает одному из непрощающих. А читатель уже наверняка задает вопрос: «Что такое Голконда?»

Это слово окружено мифами, большинство из которых абсолютно ложны или по крайней мере ошибочны. Чем Голконда не является, так это терпимостью или принятием. Достигший Голконды вампир не добр и не сострадателен в рамках традиционной человеческой морали. Голконда не для мягкосердечных, она требует феноменальной дисциплины и осознания себя.

Голконда - это не что-то такое, чего можно достичь, следуя определенной религии или вере. В своих странствиях я однажды услышал, как некий вампир проповедовал, будто истинный путь к прощению лежит через ревностное следование пяти столпам ислама. Он говорил, что Аллах простит тех вампиров, кто исповедует мусульманскую веру, и наградит их Голкондой. Обычно я ограничиваюсь лишь наблюдением за другими каинитами, но в ту ночь не сдержался и вступил с ним в спор. Я спросил, как мусульманская вера может быть ключом к прощению, если эта вера (как и большинство других) является результатом запроса на социальные перемены внутри общества смертных, а многие каиниты (включая меня) на сотни лет старше этой религии. В ответ я услышал лишь стандартное: «Такова воля Аллаха». Хоть я не склонен поддаваться сильным эмоциям любого рода, в ту ночью мною владело отвращение.

Никакая секта и никакой клан не располагают сведениями о Голконде, превосходящими те знания, что есть у других. Ходят слухи о том, что к Голконде стремятся таинственные Инконню, но про них говорят также, что они последние из патриархов, инферналисты-демонопоклонники, предвестники Геенны и всё в таком духе. За все века нежизни я не встречал представителей этой загадочной секты и потому вынужден признать, что они могут и вовсе не существовать.

*          *          *

Голконда упомянута в Книге земли Нод: «Даже сейчас открыт путь к дороге Милосердия, и ты назовешь эту дорогу Голконда. И расскажешь о ней своим детям, ибо этой дорогой смогут снова прийти они к жизни при Свете».

В таком контексте кажется, что Голконда дарована самим Б-гом. Однако важно учесть, что упомянутый в Книге земли Нод бог - это то самое божество, которому поклоняются евреи и христиане (даже если они с этим не согласны), а среди каинитов есть те, кто старше даже, чем иудаизм (говорят, что сир моего сира из таких). Так откуда же взялась Голконда?

Как-то раз мне удалось пообщаться с одной из загадочных салюбри. Я знаю, что говорят об этом клане, но знаю также, что большую часть этих слухов распространяют тремеры, а я привык доверять своему опыту, а не словам чернокнижников.

Мы беседовали недолго, но та каинитка успела рассказать, что основатель ее клана считается тем, кто нашел Голконду в ходе долгих странствий по Ближнему Востоку, Восточной и Юго-Восточной Азии. Поскольку первые столетия своей нежизни я провел среди каинитов Иерусалима и соседних стран, но ни разу не слышал о Саулоте и его связи с Голкондой, я вынужден усомниться в правдивости слов той салюбри. Однако я также вынужден признать, что она была не по годам спокойной и безмятежной (хоть и была чуть старше неонатки). 

Мне кажется, это вопрос не духовный, а научный. Действию всегда есть равное и противоположное противодействие. Действие - постепенная деградация каинита, которая в итоге завершится окончательной смертью или кратким периодом жестокого безумия, из которого нет возврата. Противодействие - сопротивление вампирской души, которая остается живой в мертвом теле. Пусть Зверь и ослабляет вампирский разум, душа бессмертна и сильна. Цель Зверя - полное подчинение основным инстинктам, но и у души есть своя цель - «жизнь при Свете».

Прошу прощения у читателя, которого наверняка раздражает тот факт, что я выше изложил собственные домыслы, но на пути к Голконде нет места привычным человеческим религиозным догматам. Нет священных текстов с прописанными правилами поведения, нет столпов, нет заповедей - есть лишь наставники, но и тех мало. Самый сложный шаг на пути к Голконде (кроме осознания того, что этот путь вообще существует) - это самый первый шаг, потому что ищущий в одиночку ступает во тьму.

Решение сделать первый шаг часто принимают те, кто о Голконде не знает и даже не слышал. В конце концов, Камарилья считает ее в в лучшем случае аллегорией, в худшем - сказкой, а Шабаш презирает саму идею раскаяния ради нежизни без сожаления. Но иногда каинит видит что-то такое, что заставляет его вспомнить, каково это - быть смертным. Это не обязательно что-то значительное, но оно так или иначе трогает мертвое сердце. Свадьба, роды, смерть, похороны, играющий ребенок, - вариантов не меньше, чем способов выражения эмоций у смертных. Суть в том, что вампир вспоминает эти эмоции, даже если испытывать их более не в состоянии, и ощущает бремя смерти и времени, о котором я упоминал в первой части рукописи.

Подобные моменты можно обнаружить и среди последних воспоминаний вихта, но слабых это бремя сокрушает. Те, кто достаточно силен, чтобы взвалить на себя груз вины, и достаточно честен, чтобы признать это, встают на тернистый путь к искуплению.

Самоотречение - непростая задача для смертных, и они часто воспринимают его как нечто добродетельное. Пост, отказ от секса и прочие ограничения должны как-то приблизить человека ко Всевышнему. Думаю, мне не стоит напоминать читателю, как нам сложно поститься - голод становится невыносимым. И потому для кающегося каинита пропитание - это настоящее испытание. Многие такие каиниты прибегают к соблазнению или пьют кровь спящих, или даже питаются животными. Но в любом случае вампир, ищущий спасения, должен любой ценой избегать убийства, ведь отнять жизнь - это верный способ потерять всё, чего ты добился на пути к Голконде. Даже если это была самооборона. Даже если смерть была вызвана бездействием вампира (и это значит, что ищущий Голконду каинит должен тщательно присматривать за своими спутниками).

Большинство каинитов останавливаются уже на этом этапе пути. Отказ от убийства смертных многими из нас воспринимается как нечто чуждое и ненужное, а немертвые не любят что-то менять. Но те каиниты, что намерены идти дальше, осознают, что самоотречения недостаточно. Тот, кто ищет Голконду, должен сперва найти прощение.

Примирение, отпущение грехов, искупление, спасение души - всё это зиждется на прощении.

При жизни я не понимал, как прощать. Я долгие годы помнил причиненное мне зло и старательно лелеял обиду, а потому и не ждал прощения от других. Моя жена часто удивляла меня, прощая мне долгое отсутствие, проигрыш заработка в азартные игры и прочие грешки. Я же никогда не был настолько силен, чтобы прощать...

Извиняюсь за это отступление. До рассвета всего несколько часов, и мне стоит поторопиться с изложением сути.

Кающийся должен загладить вину за все преступления, что совершил. В случае молодых каинитов это распространяется и на грехи, допущенные при смертной жизни.

Искупление вины может принимать разные формы. Возможно, вампир ищет тех, с кем поступил несправедливо, кается и приносит извинения. Возможно, он тайком ищет способ исправить свою ошибку. Если же напрямую исправить ее невозможно (питаясь, каинит убил кого-то и бросил труп, а теперь никак не может узнать имя жертвы), кающийся ищет возможность предотвратить подобные преступления.

Прошу учесть, что каинит должен искать прощения не из-за того, что несет ответственность перед самим собою или перед высшими силами. Желание покаяться должно быть самостоятельным - вампир должен ощущать и не скрывать искренние угрызения совести, иначе он не продвинется ни на шаг. Открыто кающийся каинит рано или поздно привлечет внимание наставника, но разрешит ли этот наставник обнаружить себя - это уже совсем другой вопрос. Это зависит от того, считает ли наставник, что обучение пойдет ищущему на пользу, да и есть ли вообще у этого ищущего хоть какой-то шанс на Голконду.

Чтобы достичь Голконды, необходимо отринуть потребности Зверя и тем самым победить его. Зверю не дают «контролируемую свободу», его подчиняют. Это значит, что каинит, неспособный справиться с безумием или ротшреком, не имеет шанса на Голконду. Кроме самоконтроля, первостепенную важность имеет самоосознание - ищущий должен честно изучать себя и задавать себе вопросы: «Могу ли контролировать себя? Могу ли я отказать себе? Могу ли я простить себя?» Это непростые вопросы, и, возможно, именно наставник заставит ищущего их задать и направит его туда, где он сможет пройти испытание. Но лучший урок, который может дать наставник - это урок надежды.

Ищущий идет путем неблагодарным и очень личным, потому ему сложно понять, движется ли он вообще. Нарушая правила, каинит это осознает - дегенерация заметна. А искупление? Наставник полезен тем, что может подбодрить ищущего и подсказать ему, куда идти дальше.

Однако начинающему ищущему нужно быть настороже. Как уже говорилось выше, Голконда - это личное. То, что заставит одного каинита рыдать от чувства вины, не вызовет никакой реакции у другого. По этой причине наставники какое-то время тщательно наблюдают за своими подопечными, прежде чем выйти из тени (если вообще решат выйти). Если наставник появляется сразу же, как ищущий объявляет о своем намерении достичь Голконды, то вряд ли это просветленный сородич решил завести ученика - скорее старейшина нашел себе добровольную пешку.

И потому я хочу дать ищущим Голконду еще одно предупреждение: избегайте Джихада - это всего лишь игры древних, отвлекающие от вечности. Каинит на пути к Голконде не может позволить себе такие развлечения. Борьба с анархами или Шабашем? Захват Нью-Йорка Камарильей? Война между вампирами и загадочными катаянами на западном побережье? Всё это неважно в сравнении с человеком, которого насмерть забили бандиты в вашем городе. Смерти каинитов не имеют значения на пути к Голконде (но предумышленное убийство остается предумышленным убийством, и вряд ли мне стоит напоминать о том, что диаблери наверняка лишит вампира любого шанса на Голконду). Значит ли это, что любые контакты с другими каинитами под запретом? Нет, но к этому нужно подходить вдумчиво. Если вы проводите время в обществе каинитов, которые не пытаются найти Голконду (а двое вампиров, вместе идущих по пути к ней - это редкость), то вам придется следить за тем, чтобы они не совершали убийств. Они же, в свою очередь, могут вовлечь вас во всю эту псевдополитическую чепуху, которой наш род обычно скрашивает свои ночи, и это лишь отвлечет вас от дел насущных. Голконда - это путь, по которому лучше идти в одиночку.

Но разве испытание - это не способ стать сильнее? И если общество других каинитов подвергает ищущего испытанию, не может ли оно быть способом добиться искупления?

Думаю, что может. Находясь в составе котерии сородичей (потому что стремиться к Голконде, будучи действующим членом Шабаша - это чрезмерно сложное испытание), ищущий получает множество возможностей доказать свою духовную стойкость. Ему придется предотвращать все попытки других вампиров совершить злодеяние, но он может замаскировать это под избыточную заботу о Маскараде. А еще сам Маскарад дает ищущему то, без чего Голконда невозможна, но чего автарк был бы лишен - связь с людьми.

В конце концов, смертные обладают свободой, которую жаждет обрести ищущий. У них есть свои потребности, но эти потребности не заставляют их впадать в смертоносную ярость и пить кровь из любого, кто оказался слишком близко. Смертные способны на невероятное самопожертвование, причем иногда одновременно с предательством своих любимых. Эта двойственность, в нашем случае доведенная до крайности, стоит того, чтобы ее изучать и, возможно, имитировать. Потому ищущий наблюдает за смертными в попытке обрести что-то, напоминающее его собственную смертную жизнь.

Эта сосредоточенность на человечестве - одна из главных причин ненависти Шабаша к идее Голконды. Они воспринимают это как регресс, как если бы взрослый человек закутался в пеленки и впал в детство. Но это не так - люди не сталкиваются с такими искушениями, как мы. У смертных есть свои причины быть сильными, но их соблазны - это еда, деньги, секс и прочее. Большинство этих соблазнов, хоть они иногда и порицаются, редко нарешают какие-то коренные запреты. Наш соблазн, наша потребность - пить кровь живущих - нарушает. Почти невозможно сохранять человечность, не нарушая закон человечности - закон столь исконный и священный, что он есть почти во всех религиях мира. Такова старая головоломка, парадокс нашего существования: «Зверь я, чтобы зверем не стать».

Ищущий Голконду отвечает на этот парадокс категорически: «Нет».

Действительно, мы должны выживать. Естественно, мы должны питаться. Но мы не обязаны становиться зверьми, чтобы сдержать своего Зверя.

И потому ищущие Голконду не убивают смертных и даже просят у них разрешения испить их крови. Ключ к Голконде - это отрицание власти Зверя над высшим «я». Согласиться с парадоксом нашего существования - это признать победу Зверя. Это равносильно тому, как люди говорят: «Меня дьявол заставил!» И, хотя Зверь имеет куда большее влияние на нежизнь каинита, чем некий маловероятно существующий злобный божок - на жизнь смертного, каинит несет полную ответственность за действия своего Зверя. Потому единственный верный путь к искуплению - это овладеть Зверем и никогда не поддаваться безумию, будь то голод, гнев или страх. Это кажется невозможным и действительно почти невозможно.

Когда ищущий достигает такого уровня владения собой, всё меняется. Его воля становится почти несгибаемой: и власть вентру над разумом, и манипуляции тореадоров с эмоциями, и даже насылаемое малкавианами безумие способны повлиять на ищущего лишь незначительно. Ищущий не становится невосприимчивым к этим силам, но сопротивляется им, так как его разум приучен постоянно проверять и перепроверять все действия на предмет любого намека на контроль со стороны Зверя. Аналогичным образом слабеет влияние всех имеющихся уз крови. Говорят, что на этой ступени ищущий может сбросить узы, если честно и без угроз попросит регнанта о свободе.

И вот, когда вампир искупил вину за свои преступления, подчинил Зверя и научился окончательно понимать себя, самая простая часть Голконды оказывается позади. Впереди Прозрение, и от этого испытания зависит то, каким будет остаток нежизни ищущего. А рукопись моя подошла к критически важной точке.

Каждое Прозрение - глубоко личное испытание, предназначенное лишь для одного вампира. Это испытание самых слабых мест в душе каинита, и оно почти всегда связано с какими-то чертами клана ищущего. Ласомбра на пути к Голконде в ходе Прозрения может оказаться вынужденным смотреть в зеркало и смиряться с тем, что он там видит (или не видит). Но одним лишь кланом всё не ограничивается. Иногда Прозрение - это телесное испытание, и многие ищущие истязают себя огнем или солнечным светом и терпят ужасную боль, чтобы понять, насколько крепко они держат Зверя. Но самая важная часть Прозрения - это путешествие в собственную душу. В ту давно усопшую душу, что была у каждого из нас до того, как сир изгнал ее своим витэ.

Я не могу рассказать вам об общих чертах Прозрений: их нет, потому что это индивидуальный опыт. И я отказываюсь гадать, какое испытание может перенести тот или иной каинит - я не философ и не ученый, и подобные предположения не по моей части.

С достаточной ясностью я могу рассказать лишь об одном Прозрении - о моем собственном.

У меня не было наставника, и мои шаги на пути к Голконде были неуклюжи. Каиниты эгоистичны по природе своей, потому нам требуется преодолеть отвращение к чувству вины, а кровь моего сира позаботилась о том, чтобы мне пришлось преодолеть еще и отсутствие эмоций. Я не мог прочувствовать Голконду, и, чтобы хотя бы начать ее понимать, я потратил годы, упражняясь в размышлении и наблюдении. Чтобы сделать первый шаг к искуплению, мне пришлось отказаться от всего, что я достиг на Пути выжженного сердца, и вернуться к человеческой этике.

На это у меня ушло почти столетие. Целый век забывания выученного, отказа от убийства любых живых и неживых существ (кроме вихтов - я уже писал, почему на них необходимо охотиться, и я охотился, и чувствую, что мир без них стал лучше). Когда я наконец смог что-то почувствовать, это было ужасное сокрушающее чувство вины, не сравнимое ни с чем, что я испытывал при жизни. Еще почти сто лет я искал потомков моих жертв. Я не мог им объяснить, что именно произошло, но давал им указания, где искать трупы, и оплачивал похороны (и посещал их, когда мог). Несколько десятков лет я не пил человеческой крови, а затем сделал исключение, но лишь по крайней необходимости.

Власть Зверя над моим кланом слабее, чем над прочими, потому что сердца наши мертвы. Однако мертва и наша нравственность. Для большинства каинитов самым сложным в достижении Голконды является подчинение Зверя, для меня же - поиск моей человечности.

Но я справился. Как именно - это уже отдельный разговор. Не было какого-то события, открывшего мои глаза - я продвигался постепенно, и вот меня охватило желание вновь увидеть рассвет, чего со мною не случалось со времен, когда я был неонатом. Двумя своими наиболее частыми увлечениями, музыкой и фехтованием, я до того занимался исключительно из практических соображений (оттачивая ловкость, координацию и навык самообороны), теперь же мной овладел энтузиазм. Не думая о практическом значении своих увлечений, я изучал и осваивал новые навыки (и оттачивал старые) из-за чувства удовлетворения, которое стал получать.

И наконец я вновь вышел в море. О, какой же прием мне устроило море, когда впервые за три столетия я отправился в одиночное плавание!

И там, в море, со мной случилось Прозрение. Оно было похоже на сон, но безо всякой надежды на то, что можно проснуться и всё будет как раньше. Я знал, что всё произошедшее во сне останется со мной и наяву.

Во сне я увидел место близ моего дома в Иерусалиме. Я сталкивал лодку в море, а сын бежал ко мне и просил взять его с собой. Я понял, что это мое прошлое - в тот день я высадился на незнакомом берегу и уснул на песке, а Эзра, мой сир, разбудил меня, и после становления я уже не вернулся домой. Если бы я взял его с собой, то кто знает, как повел бы себя Эзра? Но если бы я отказался, мой сын бы обиделся и расстроился.

Обдумав это, я попросил сына подождать меня, ведь я скоро вернусь. Я солгал, но эта ложь даровала ему радость и предвкушение. А я отчалил, не обращая внимания на черные тучи на горизонте - то был намек на то, что я поступил неверно.

Море беспорядочно волновалось, как и было в тот день. Приближалась ночь, а небо заволокло тучами, и я причалил к незнакомому берегу. Я лег спать, но не мог уснуть, а, когда раздались шаги, я поднялся, ожидая увидеть Эзру. Но навстречу мне шел я сам - такой, каким я тогда еще не был: в дорогом костюме, с коротко постриженными седыми волосами, с внимательным и спокойным взглядом. Этот будущий я спросил, почему я сделал именно такой выбор, и я ответил: «Чтобы сын не расстроился из-за того, что я ушел».

Он спокойно уточнил: «Нет. Зачем ты вообще ушел?» - и я понял, что потерпел неудачу.

Прозрение - это последний шанс для каинита исправить ошибки своей нежизни. По крайней мере, так было у меня. Ничто из того, что я сделал - ни уничтоженные мной вихты, ни созданная мной музыка - ничто не сравнилось бы с тем счастьем, которое я подарил бы жене и сыну, если бы просто остался с ними в то судьбоносное утро. Поскольку решение о становлении каинитом было принято не мной, я мог исправить случившееся лишь символически, в ходе Прозрения. Но я не сделал этого. Я принял становление как непреложный факт, оставил свою семью и вновь отчалил навстречу судьбе.

Проснулся я на палубе. Солнце уже выползало за горизонт, и мне очень захотелось поприветствовать его, но я, естественно, не стал этого делать. День я провел на судне, ночью добрался до берега и стал размышлять, что же мне делать со своей нежизнью.

Сказать, что мне повезло, будет одновременно и правдой, и горькой ложью. Многие из тех, кто потерпел неудачу в Прозрении, либо превратились в пепел, либо стали кем-то вроде вихтов, но без желания охотиться - они блуждали, погруженные во внутренние терзания, пока солнце не избавляло их от боли. Я же перенес Прозрение, сохранив нежизнь и разум.

С другой стороны, я потерпел неудачу, а второго шанса на Голконду не бывает. Продолжать существование, зная о том, что всё могло бы быть иначе - это сильнейшее из перенесенных мной мучений и, возможно, худшее мучение из всех. Ночами после становления я наблюдал за спящими членами своей семьи и всем сердцем желал вновь увидеть их при свете дня, прижать к груди, научить сына ходить под парусом. Прозрение позволило мне увидеть их вновь, и я, подобно Орфею, смог лишь бросить на них последний влюбленный взгляд прежде, чем моя собственная недальновидность обрекла меня навеки.

Что касается вампиров, кто проходит Прозрение успешно, я знаю лишь то, что их Зверь становится беззубым - никогда более и ни по какой из причин он не сможет ввергнуть каинита в безумие. Я также слышал, что они гораздо реже ощущают жажду - всего лишь раз в месяц - и способны развивать свое владение дарами Каина сверх нормы. Само собой, требования к праведности остаются: вампир не может отступить от своих духовных стандартов, но без Зверя эти стандарты намного проще поддерживать.

Некоторые каиниты, достигнув этого состояния, решают с чистой душой выйти на солнце, но большинство остается обучать, странствовать и исправлять все ошибки, которые, по их мнению, нужно исправить. Некоторые покидают общество сородичей и проводят свои нежизни в глуши, но никто не знает, как они справляются с люпинами. Иногда они инстинктивно тянутся к ищущему и помогают ему следовать его собственному пути.

Б-же правый, как же я хочу стать таким же - вновь стать отцом, хоть и не в прямом смысле слова. У меня никогда не было чайлдов - я достаточно помню о страсти и не хочу обрекать никого на вечность без эмоций - но я скучаю о возможности обучать других. Возможно, эта рукопись даст читателю достаточно, чтобы он (или она) начал свой путь. Я искренне надеюсь на это.

А теперь пора завершить этот трактат. До рассвета час и пятьдесят две минуты, и этого достаточно, чтобы добраться до доков и отчалить на восток. Хоть всё, что я слышал и видел, говорит о том, что второго шанса на Голконду не бывает, Прозрение научило меня тому, как опасно принимать что-либо как должное. Пусть сегодняшнее плавание в каком-то смысле станет моим вторым Прозрением: если я буду достаточно силен, чтобы выдержать лучи солнца, перенести боль и справиться со страхом, возможно я смогу вновь прийти к «жизни при Свете».

Если нет... возможно, я воссоединюсь со своей семьей.

Не хочу думать ни о вероятностях, ни о последствиях - любой исход я встречу с радостью. Время наблюдений закончилось, и этой ночью - и этим днем - я буду действовать.

Да поможет мне Б-г.

Перед тобой, читатель, я могу лишь извиниться за то, что эта рукопись может показаться бессвязной или неправдоподобной. Думаю, что ученый знал бы, как правильно оформить эссе, но я не ученый. Думаю, что философ подкрепил бы свои умозаключения цитатами великих мыслителей, но я не философ.

Я просто Неемия,

потомок Эзры,

потомка Иешуа,

потомка Бруха.