суббота, 13 апреля 2019 г.

Русалка

Рассказ за авторством Боба Хэтча, вошедший в книгу The Shoah.



О, народ мой, как зверски старались тебя извести! 
Восстаньте! Вздымите руки из ям глубоких, из гор трупов — все как один! 
Слой за слоем — поверженные и сожженные, облитые известью, 
Восстаньте — от самого дна, из самых смертных глубин!
Взойдите все — из Треблинок, Аушвицев, Собиборов, — на свет, 
Из Бельжиц выйдите, из Понар! Восстаньте из смертного плена, 
С глазами, расширенными ужасом, единым воплем, в котором голоса нет, 
Из болот, из трясин, гниенья и тлена.

Ицхак Каценельсон, «Песнь об убиенном еврейском народе»

Я считаю, что лучше всего эти края описал англичанин по фамилии Блэквуд (хоть он и писал о местах к югу отсюда, на берегах Дуная). Помню, как куталась в одеяло и, невзирая на недовольство папы, холодными пальцами листала страницы книги «Ивы». У меня было издание от 1913 года.

Потом я подросла (хоть и не очень сильно), и мы с папой очутились в настоящем кошмаре.

Это место точь-в-точь такое, как то, что описано в книге. Извилистые протоки соединяют пруды, полные стоячей воды, камыша и коряг. Воздух густой и пахнет гнилью. Из живности - только мелкая рыбешка и улитки-чернушки. Если смотреть на Вислу с неба, то она похожа на рыбий рот.

Небо здесь красноватое, а облака серые. В те дни небо постоянно было красным, и облака тоже были серыми - и у этого цвета была особая причина.

Присмотритесь к водам Вислы и увидите этот самый оттенок серого. Его создают мельчайшие частички, которые медленно плывут по течению, прибиваясь к берегам и зарослям камыша. Это не грязь и не ил. Это пепел.

А вот и она. Девушка, которая мчалась на скутере в направлении какой-то из деревень к северу от Кракова - спешила добраться до темноты. Скутер был новеньким и японским - подарок от дедушки любимой внучке.

Девушка была ничем особо не примечательна: непослушные светло-каштановые волосы, джинсовая куртка на тощих плечах и бумажник, который сперва был набит дойчмарками, но она обменяла их на злотые. На ногах Doc Martens, на спине рюкзак Los Angeles Lakers. Евросоюз - за глобализацию, и будет идти этим курсом, доколе не окончится тысяча лет. Я чуть Вагнера насвистывать не начала.

Ее лицо мне знакомо. Оно никогда не сотрется из моей памяти, как не сотрутся цифры с моей руки. Нацисты были по-своему правы: лишь кровь имеет значение. Не пол, не возраст, не время, а именно кровь. Кровь не скрыть.

Она заехала на территорию лагеря так, как это всегда делают немцы. Аденауэр и Коль заставили немцев раскаяться, но им всегда хочется увидеть, за что именно. Я видела, как она тихо, одними губами, прочла надпись «ARBEIT MACHT FREI». Я видела, как она разгуливает по проходам между заборами из колючей проволоки - по тем же проходам, по которым ее дедушка гнал толпы полутрупов. И когда она отвела глаза от их фотографий, меня охватил экстаз.

Возьмите эту девушку, снимите с нее солнечные очки, откатите на два поколения назад, добавьте эффект старой пленки - и вы получите фотокарточку ее дедушки. У нее такой же взгляд - острый, как скальпель. Именно так ее дедушка смотрел на нас, когда проводил перекличку, ставил над нами опыты и решал, кому из нас умереть.
Но теперь решаю я.

Внезапно возникший вонючий дым затянул небо, и стало темно, как ночью. Девушка оседлала свой скутер, но я уже проникла в его мотор. Выждав момент, я сделала то, чем меня научили доппельгангеры. Скутер издал звук, похожий на последний вздох умирающего от удушья, и заглох. Девушка свалилась с него и чуть не упала в болото. Сперва ее ругань была громче кваканья лягушек и кряканья уток, но вскоре она перестала ругаться и принялась звать на помощь. Она была богата, и у нее при себе была ракетница, которая осветила ночное небо, словно пламя крематория.

Никто ее не услышал - как и нас в те годы. Ее угораздило выбрать дорогу, по которой никто не ездил, так что нам никто не помешал бы. Мои собратья не позволили бы нам помешать. Они немного вуайеристы, они любят смотреть.

Я зависла над одной особенной лужей, и серая взвесь принялась сгущаться, превращаясь в длинный тяж. Этот тяж поднялся из воды и принялся оплетать пустоту, которой была я. Он обматывал меня так, как бинт обматывает мумию, становясь моей плотью - и вот я вновь стояла на земле мира живых.

Я шагнула вперед, продираясь через камыши.

- Кто здесь? - крикнула она на ломаном польском.

Я шагнула ей навстречу, вся в грязи. Ракетница подсветила мою улыбку.

На востоке верят, что утонувшие девушки становятся русалками. Мой пепел не топили в Висле, но циклон-Б у нас лился рекой - и эта река оказалась подходящим водоемом.

Легенды гласят, что русалки красивы. Авторы этих легенд никогда не видели утопленниц и точно никогда не видели последствий применения циклона-Б. Раздувшиеся сине-багровые лица с пурпурными губами, между которыми торчат почерневшие языки, трудно назвать красивыми.

Она в ужасе кричала, ее сердце трепыхалось с бешеной скоростью, и это делало меня сильнее. Пеплом, который стал моей плотью, я облепила ее с головы до ног. На ее лицо легла метка смерти, сделав его холодным и синюшным.

Она пыталась сбежать, но уже целиком была покрыта моим пеплом. Моя душа еле слышно шепнула: «Ей ведь столько же лет, сколько было тебе, когда тебя отправили в печь», - но это не имело значения. Мой пепел облепил ее, мои когти легли на ее горло, и мы вдвоем ушли под воду Вислы.

Ее взгляд больше не был острым, как скальпель - в нем было непонимание. Девушка не понимала, почему должна умереть.

Мы тоже не понимали.

Комментариев нет:

Отправить комментарий