вторник, 9 июня 2020 г.

Призраки Хоразина

Под катом - перевод рассказа Ghosts of Chorazin за авторством Алана Александера со сборника The Cainite Conspiracies.




1242 г. н. э.

- Хоразин... - Энкара прошептала название адской цитадели, глядя на вершину холма, под которым таилось столько зла. Казалось, что за шесть веков холм внешне не изменился - ну или Энкару подводили ее воспоминания, истерзанные течением времени. В любом случае внешний вид холма никак не выдавал его мрачного естества, которое было закопано глубоко внизу в туннелях, вырытых баали и их жалкими смертными культистами для того, кто был похоронен под храмом-крепостью.

И вот Энкара вернулась сюда - в то самое место, где она потеряла единственного возлюбленного. Она предала его, и это было самое ужасное из предательств - он умолял убить его, а она не смогла.

Путешествие из Аламута в Хоразин заняло три месяца. Прибыв в Тир, Энкара и трое ее гулей столкнулись с восемью французскими рыцарями, служившими Филиппу Монфорскому - пьяным рыцарям хотелось развлечься этой ночью. Она убила пятерых из них, сделав паузу только для того, чтобы похвалить одного из них за качество стали меча - этим же мечом она его и обезглавила. Утолив жажду кровью убитых, Энкара предложила троим выжившим выбор: служить ей и быть одаренными ее кровью либо умереть на месте. В случае служения им надлежало немедленно отречься от своего бога и принять проклятие.

По правде говоря, Энкаре не было дела до суеверий рыдающих христиан, равно как и до басен пророка ислама, которые захватили воображение многих молодых потомков Хакима. При жизни Энкара поклонялась шумерским богам, но давно забыла эти сказки, ведь лишь Хаким был достоин ее почитания. Однако ей хотелось испытать веру этих недокрестоносцев и судить их так же, как она судила всех каинитов на своем пути. Все трое оказались жалкими трусами и умоляли оставить им жизнь, пусть даже и ценой сделки с самим дьяволом.

Она уже вынесла им приговор, но пока кормила их своей кровью. На обратном пути ей потребуется чем-то питаться, а сосуды, которые еще и способны нести поклажу, и в целом полезны - это лучше, чем охота в пустынях вокруг Хоразина.

646 г. н. э.
(из записей Энкары о битве за Хоразин, перевод с имперского арамейского)

Мы прибыли во всеоружии - пятьдесят судей и две сотни смертных солдат. Вскоре мы получили весть о том, что амр и его чародеи задерживаются, но они должны были объединиться с воинством салюбри и догнать нас в течение двух ночей. Не желая терять время попусту, Ижим Трижды Благословенный - мой сир, командир и возлюбленный - приказал нам занять оборонительные позиции, а сам решил возглавить отряд разведчиков. На рассвете того дня мы с Ижимом в последний раз уснули в его саркофаге.
Разведчики вошли в Хоразин через три часа после заката - и не вернулись. Впервые в своей не-жизни мне пришлось спать одной.

Следующей ночью прибыли салюбри и чародеи. Амр был крайне недоволен тем, что отряд Ижима не вернулся. Он сказал, что видел дурные знамения того, над чем трудятся баали. Я спросила его, способны ли мы победить, и Аль-Ашрад с тревогой ответил, что боится даже не поражения, а той цены, которую придется заплатить за победу.

1242 г. н. э.

Осматриваясь, Энкара думала о тех шести веках, что минули после похода на Хоразин. Она была рабыней из Селевкии, а стала уважаемой старейшиной среди потомков Хакима и могла бы добиться еще большего уважения и власти, но верила лишь в мудрость Хакима и потому была судьей каинитов, а не рабыней Джихада. Ее традиционалистские воззрения рассорили ее со многими потомками Хакима - среди них становилось все больше уверовавших в учение пророка ислама, а Энкара противилась самой мысли о том, что ассамит может поставить религию смертных превыше верности клану и его основателю.

Не было у Энкары симпатий и к Паутине ножей - новому движению в рядах клана. Насколько она знала, это был странный культ, состоявший из молодых и старых ассамитов, странным образом переосмысливших происхождение и замысел Хакима.

Энкара знала Хакима лично - он покинул клан спустя несколько столетий после ее становления. Основатель редко говорил с ней о первом и втором городах, но Энкара помнила его - и он не был кровавым тираном, для которого «судить потомков Каина» означало истребить их.

Как бы это ни было иронично, но без Ижима Трижды Благословенного она смогла многого добиться. Он нарек ее Энкарой после становления в Селевкии, и слово это означало «оружие» на полузабытом шумерском языке. Почти восемь веков он наставлял ее, и она стала поистине оружием Ижима - ее знали и уважали (а порой и боялись) как в Аламуте, так и за его пределами. Без Ижима она осталась одна - и смогла доказать, что и сама способна на многое. Она была сильна и умна, разила и словом, и клинком - и уже через сотню лет после Хоразина никто не смел усомниться в том, что Энкара заслуженно стала судьей и оправдывает свое имя.

Но недавно Ижим вновь стал ей сниться. Раз за разом она видела, как его затягивает, как он кричит и молит ее о спасении - и наконец рассказала об этих снах амру Аль-Ашраду. Старый колдун счел, что в ее снах есть смысл, и намекнул, что возможна связь между Хоразином и проклятьем, которое поразило клан (в первую очередь - воинов) после падения демонической крепости. Жертвы проклятья жаждали крови других каинитов и приходили в бешенство, лишь учуяв ее запах. Никто не мог понять, как к этому относиться, но Паутина ножей решила, что это сам Хаким призывает совершать диаблери над каинитами других кланов.

Энкара согласилась с мнением амра и вспомнила, как в туннелях Хоразина воины сходили с ума и стремились выпить кровь друг друга - возможно, они были первыми жертвами. Амр приказал ей отправиться к развалинам Хоразина и поискать любые намеки на природу проклятья - и вот, спустя три месяца, она прибыла на место.

По приказу Энкары ее гули - и старые, и новые - разбили лагерь в миле от холма. В одиночку она дошла до защитных знаков, оставленных амром шесть веков назад, достала из сумки свиток и произнесла слова, которым ее научил Аль-Ашрад. Она заметила в воздухе слабое мерцание, и магия, которая не давала ей войти, рассеялась. Впрочем, сами ее инстинкты приказывали бежать, но Энкара подавила это желание. Она смогла выжить в Хоразине, когда он был населен ужаснейшими тварями, и даже не получила ран, если не считать разбитого сердца. Теперь же крепость была пуста, и бояться было нечего.

646 г. н. э.
(из записей Энкары о битве за Хоразин, перевод с имперского арамейского)

Три входа вели внутрь Хоразина, и по приказу Аль-Ашрада я повела отряд из пятнадцати воинов и тридцати гулей к южному из них. В этих туннелях большинство наших естественных преимуществ оказались бесполезны - нас было слишком много, чтобы воспользоваться свойственной нам скрытностью, а наша поразительная быстрота могла бы привести к тому, что мы бы оставили смертных далеко позади, да еще и напрасно растратили бы кровь.

Почти сразу мы столкнулись с первой линией обороны Хоразина - жалкими смертными, обращенными в чудовищ демонической магией. Рашид выпотрошил одного из них, и он рассыпался роем скарабеев, которые облепили моего товарища и сожрали его. Группа культистов пошла на нас в атаку, выкрикивая непристойности... несмотря на то, что их рты были зашиты, а глаза - вырваны. С потолка на нас падали твари, которые раньше были детьми - их руки и ноги были заменены на зазубренные костяные крючья, и они двигались подобно паукам.

Но то были лишь смертные слуги, а самих баали в Хоразине было немного - они были склонны к распрям и потому редко собирались вместе. Но эти немногие обладали ужасающей силой - они плевались черным пламенем, своим завыванием повергали воинов в отчаяние и накладывали проклятья даже на самых праведных из нас.

Но их сила не могла сравниться с дарами Хакима, и наши праведные мечи разили и баали, и их приспешников.
Наконец, мы прорубили себе путь в главные покои в самой нижней части крепости и застыли, пораженные ужасом. Потомки Хакима привычны и к смерти, и к крови, но увиденное было чересчур даже для нас.

Сердце Хоразина представляло собой зал диаметром почти двести футов, а стены сходились наверху, образуя купол в сотню футов высотой. Стены эти были из черного камня с алыми прожилками, освещавшими зал неестественным адским светом, который пульсировал так, будто его излучало какое-то жуткое сердце. В центре зала стояло огромное изваяние адского владыки, которому поклонялись баали - гигантская рука, высеченная из цельного куска базальта и тянущаяся почти до потолка. Рука эта была украшена искусно вырезанной чешуей, а на ладони ярко-красным горел знак демона Намтару, пульсирующий синхронно с прожилками на стенах.

Вокруг руки разлилось море крови и внутренностей. Я с удивлением поняла, что те культисты и каиниты, которых мы сразили по пути сюда, составляли не более пятой части обитателей крепости. Они лишь отвлекали нас, пока в сердце Хоразина не менее десятка баали и несколько сотен смертных совершили ритуальное самоубийство, принеся себя в жертву своему темному божеству. Добровольно и счастливо, они резали себя ножами и мечами, проливая кровь на каменный пол. Запах крови сводил с ума - и некоторых из нас все-таки свел. Мой заместитель Зубаир, с которым мы рука об руку сражались почти два века, впал в безумие и бросился на ближайшего из соратников, чтобы выпить его кровь. Нам пришлось прикончить его, и он был не последним, кого ждала такая участь.

Я с ужасом наблюдала за тем, как кровь сама собой потекла в центр комнаты, к огромной руке. Вокруг руки стояли тринадцать баали, вытянув руки в сторону изваяния и молясь. Волна крови накрыла их, и они вспыхнули адским пламенем, но даже не закричали. В свете этих тринадцати огней я увидела Ижима и еще двенадцать пленников, которые как-то оказались внутри гигантской руки, и наружу торчали лишь их головы и конечности. Поверхность изваяния больше не была базальтовой, а напоминала нефть, в которой тонули мои товарищи.

А потом пальцы руки начали двигаться.

1242 г. н. э.

Энкара шла по туннелям Хоразина в полнейшей тишине. Единственным звуком внутри заброшенной крепости был звук ее шагов - и это почему-то заставляло ее нервничать. Через какое-то время к тишине присоединилась еще и кромешная тьма.

Из складок своей одежды она достала бронзовый амулет - еще один подарок амра. Энкара не была чародейкой, но знала, как работают их инструменты. Прикусив щеку, она поцеловала амулет, питая его своей кровью, а затем прошептала молитву Шамашу - вавилонскому богу солнца. Яркий свет рассеял тьму, и она с удивлением обнаружила, что стены, пол и потолок раскрашены чем-то красным. Она осторожно подошла к стене, провела по ней пальцем и прикоснулась этим пальцем к языку. К своему удивлению, она почувствовала вкус крови - нанесенной давно, но никак не шесть веков назад. Максимум - пару недель.

«Неужели кто-то явился сюда и принес жертву демонам? - подумала она. - Но как они смогли измазать кровью все вокруг и не оставить собственных следов?»

Преисполнившись решимости, Энкара продолжила путь. Вскоре она оказалась в помещении, полном сталагмитов и прочих камней, которые также были вымазаны кровью и отбрасывали черные тени в свете ее амулета. И лишь дойдя до центра зала, она заметила, что тени движутся даже тогда, когда она стоит на месте.

Как будто сообразив, что их обнаружили, тени пошли на нее, превратившись в черных тварей - мрачные подобия тех, с кем она сражалась много веков назад. Энкара выхватила меч правой рукой и провела лезвием по ладони левой, покрывая клинок своим смертоносным витэ.

Пусть оружие Ижима и было в меньшинстве, но она была сильна и не собиралась стать жертвой призраков Хоразина.

646 г. н. э.
(из записей Энкары о битве за Хоразин, перевод с имперского арамейского)

То, что мы наивно считали идолом баали, оказалось частью тела демона, погребенного в незапамятные времена под этим проклятым холмом. Но мое внимание было приковано лишь к Ижиму Трижды Благословенному, моему сиру и возлюбленному. Я помчалась к нему.

Воины за моей спиной звали меня - я даже не обернулась. Тогда самые верные из них побежали за мной - и были обречены на гибель. Мне до сих пор стыдно.

Уже тогда я была старейшиной, сильной и кровью, и духом. Кровь доходила мне до щиколоток, ее аромат пьянил, но я хотела лишь освободить Ижима и потому не поддалась соблазну. Мои товарищи не были столь везучи.

Я услышала ужасный рык и крики за спиной. Обернувшись, я увидела, как четверо воинов, сведенные с ума запахом проклятой крови, впали в безумие и пытаются сожрать остальных. Не испугавшись, я воззвала к дарам Хакима и бросилась к Ижиму с такой скоростью, что пробежала по поверхности крови, не погружаясь в нее.

Ижим почти полностью утонул в руке - наружу торчали только его голова, плечи и правая кисть. С криком: «Держись, любовь моя! Мы тебя освободим!» - я отчаянно поцеловала его и принялась тянуть. Я сломала ему плечо и руку, тянула изо всех сил, но все было тщетно. Ижим кричал от боли, и я не знала, что причиняет ему больше страданий: рука Намтару или мои бесплодные усилия.

И тут он посмотрел мне в глаза и произнес то, что потом десятилетиями звучало в моих снах:
- Энкара, убей меня! Убей, пока не поздно!

И я отпустила руки, не в силах выполнить его просьбу, и он погрузился еще глубже в каменную плоть демона. Высоко над головой пальцы Намтару начали сгибаться, как будто демон разминался после долгого сна. Я вновь потянулась к Ижиму, но воины оттащили меня. Я сопротивлялась, а они твердили, что нужно уходить, ведь амр и чародеи готовятся выжечь эти покои своей магией, чтобы вновь усыпить демона. Я умоляла их помочь мне спасти Ижима, но тут он в последний раз выкрикнул мое имя и окончательно утонул в теле Намтару - я успела только увидеть его искаженное агонией лицо и в последний раз поцеловать его руку. 

Вспыхнувшая ярость почти довела меня до безумия, но тут один из старейшин клана Салюбри шагнул вперед и ударил меня в челюсть так сильно, что смертного это убило бы на месте. В себя я пришла уже в безопасной пещере, откуда было видно покои Намтару. Со всех сторон звучали заклинания на мертвых языках Шумера, Аккадии и Ура, а затем вспыхнуло белое пламя и сожгло трупы и вытекшую из них кровь. В центре пожара корчилась от боли громадная рука Намтару. Когда пламя погасло, в покоях не осталось ничего, кроме руки - дымящейся и неподвижной. Баали и их слуги были уничтожены, а тот, кому они поклонялись, вновь был обезврежен, но мы понесли ужасные потери.

Пало больше половины старейшин воинской касты, а салюбри понесли еще большие потери, включая гибель генерала Самиэля. Но участь моего возлюбленного Ижима несомненно была хуже смерти. Хоразин был зачищен, но мне пришлось заплатить слишком высокую цену.

1242 г. н. э.

Израненная и голодная, Энкара наконец достигла центрального зала. Как ни странно, тени, которые гнались за ней последние несколько часов, отпрянули назад, как только она вошла в арку. Несмотря на то, что туннели были измазаны кровью, здесь было черным-черно, пусто и тихо. Энкара осторожно направилась к огромной руке. Под ногами хрустел слежавшийся за столетия пепел.

Подойдя ближе, Энкара услышала... нет, почувствовала, как Ижим зовет ее. В его зове были боль, отчаяние и всепоглощающая жажда.

«Хаким, помилуй, - подумала она. - Ижим там внутри уже почти шесть столетий! И он в сознании, он голоден!»

Умом Энкара понимала, что прикасаться к руке Намтару - это глупо и даже опасно. Но эмоции оказались сильнее разума. Кровь взывала к крови, и зов этот оглушал. Разрезав ладонь, Энкара приложила ее к камню в том самом месте, куда затянуло тогда Ижима. Поверхность камня тут же стала жидкой, и спустя пару секунд наружу показалось бледное лицо Ижима Трижды Благословенного. Энкара ахнула.

В отличие от прочих каинитов, которые с возрастом бледнели, потомки Хакима становились все чернее. Ижиму было более пятидесяти веков, и когда Энкара в последний раз видела своего сира, он был чернее ночи. Но теперь его кожа была бледнее выбеленной кости, а черные волосы стали цвета соломы.

- Энкара... Крови... крови! - впервые за столько веков она вновь услышала голос сира.

Энкара приложила кровоточащую ладонь к губам Ижима, и тот жадно присосался к ней. Он пил и пил, а тело его постепенно выплывало из камня, и наконец он рухнул к ногам Энкары, по-прежнему не отпуская ее руку. Если не считать бледность, то он выглядел точно так, как шесть веков назад.

Энкара с трудом отняла руку. Она боялась, что ее возлюбленный впадет в голодное бешенство, и не знала, сможет ли тогда с ним справиться.

- Ижим, успокойся. Позволь мне забрать тебя из этого ужасного места. Снаружи ждут слуги, их кровь насытит тебя.

Ижим медленно поднялся, обнял ее, и она размякла, счастливая от того, что ее сир и возлюбленный вернулся.

- Энкара, оружие мое, - он уткнулся в ее волосы, вдохнул ее запах, а затем шепнул ей на ухо. - Их кровь не сравнится с твоей.

Энкара не успела среагировать, а Ижим схватил ее железной рукой и швырнул о каменную руку Намтару. От боли она зашипела, а затем закричала, когда из камня выросли шипы и пронзили ее грудь, ноги и руки, а потом загнулись, надежно обездвижив ее. Ижим приложил палец к губам:
- Тише.

Будто подчиняясь его словам, рука Намтару выпустила шипастое щупальце, которое сжало горло Энкары, практически лишив ее дара речи. На лице Ижима не отобразилось даже тени эмоций.

- У тебя наверняка есть вопросы, - он помедлил, будто прислушиваясь к чьим-то словам. - Пойми, Энкара, ритуал баали был... не совсем правильным. Их лидеры покинули это место задолго до нашего прибытия, оставив здесь преданных культистов и порабощенных потомков. Хоразин стал ловушкой для потомков Хакима - нас здесь ждали. Смертные, баали и... пленники были принесены в жертву падшему.

- Намтару, - процедила Энкара сквозь сжатые зубы, и щупальце придушило ее еще сильнее.

- «Намтару» - это просто имя, - снисходительно произнес Ижим, как если бы говорил с ребенком. - Это просто слово, придуманное в тщетной попытке охватить бесконечное.

Он рассмеялся и мотнул головой:
- Я был таким высокомерным. Ходил в ночи уже пять тысяч лет и думал, что знаю все на свете. Но падший принял меня в себя и показал мне то, о чем я и понятия не имел.

Ижим внезапно замолк, потом принялся быстро моргать, а его рот скривился так, будто он собирался заплакать. Несмотря на предательство Ижима, Энкаре стало больно от осознания того, что демон столетиями истязал ее сира и возлюбленного.

Затем Ижим вздрогнул и пришел в себя:
- Я отвлекся. Несмотря на все усилия баали, их проклятье было незавершенным. Жертва стольких жизней пробудила падшего, но этого было недостаточно, чтобы он ответил на их просьбы. Падший хотел большего, и получить это он мог только от меня. Видишь ли, из всех потомков Хакима, принесенных в жертву той ночью, лишь один познал истинную любовь. Я любил тебя.

- Да, Ижим, - прохрипела Энкара. - Вспомни, как ты любил меня.

- Я до сих пор тебя люблю, - торопливо произнес он, как будто ему было важно, чтобы она это знала. - Люблю! Я готов умереть за тебя. Я умер бы за тебя тысячу раз, если бы мог. Но я... Меня не убили, меня мучили. И я больше не могу. Просто не могу.

Ижим сделал шаг назад и поднял руки, подражая руке Намтару.

- Я, Ижим, прозванный Трижды Благословенным, дитя Анат, потомка Хакима, согласно нашей договоренности добровольно отдаю свое имя, свою верность и ту, кого любил. Договор выполнен.

Он опустил руки и бросил на Энкару печальный взгляд:
- Забери мою любовь.

Рука Намтару вздрогнула, и ее пальцы начали сгибаться, а прожилки на стенах загорелись ярче, чем в ту ночь шесть веков назад.

- Вот и все, - торжественно произнес Ижим. - Жертва принята, и проклятье, которое охватило лишь часть воинов, поразит их всех, а потом перекинется и на прочие касты. Потомки Хакима станут чудовищами-каннибалами, забудут о справедливом суде и будут охотиться лишь ради утоления страсти к диаблери. Другие кланы станут презирать их и возжелают их уничтожения, и так свершится месть баали.

Энкара почувствовала, что ее тело медленно погружается в камень, как в холодную грязь. Щупальца падшего Намтару проникли в ее разум и душу, обещая мучения кошмарные и изысканные, которых она себе и представить не могла.

Рыдая от ужаса, она в последний раз попыталась докричаться до возлюбленного:
- Ижим!!!

Он подошел к любви всей своей не-жизни, вытер ее слезы, затем облизал руку.

- Нет больше Ижима Трижды Благословенного, любовь моя. Меня зовут Ижим ур-Баал, и теперь я свободен.

Сказав это, он развернулся и пошел к выходу, а Энкара, вскрикнув в последний раз, утонула в руке Намтару. Ижим ушел, и крепость опустела. В ней не осталось никого, кроме призраков Хоразина.

Комментариев нет:

Отправить комментарий