Продолжение. Начало здесь - https://wod-translator.blogspot.com/2019/01/1.html
- Хочешь освежиться, Надя?
Я всегда ненавидела это слово - «освежиться» - из уст сородичей... то есть каинитов. Бессмысленное какое-то слово, да еще и произносимое с особой интонацией.
- Ага, - согласилась я.
- Один момент, - он докурил косяк и оставил очередной окурок в пепельнице.
В комнате стояла сплошная дымовая завеса - наверняка весь дом провонял дурью. Наваррец курил уже несколько часов подряд. Конечно, не мне решать - но такое поведение я однозначно считаю слабостью. Судя по всему, только по накурке инквизитор мог сохранять спокойствие, когда говорил о делах секты.
Он ушел в другую комнату, откуда раздались сдавленный стон и чей-то голос. Черт побери, все это время там кто-то был?
- Приятного аппетита, - он вернулся, держа в каждой руке по большому пол-литровому стакану, и протянул один из них мне. - ВИЧ-отрицательная, как я и просил. По крайней мере, он в этом уверен.
- Меня это не слишком волнует.
- Гость поднимает первый тост, - напомнил он.
- За... новые горизонты!
- Да-да. За то, что за ними.
- И это тоже.
Он неспеша осушил стакан, а я отпила из своего. Кровь была вкусной, густой и теплой с нотками чего-то из барбитуратов - но этого я и ожидала. Голос, который я слышала, звучал настолько спокойно, что стало ясно - Наваррец не пожалел таблеток. Однако этой дозы было мало, чтобы свалить меня, так что я продолжила пить.
- Что ж, - произнесла я. - Мы обсудили все виды храмовников, кроме двух.
- А я все ждал, когда же ты это скажешь, - он улыбнулся мне одними уголками глаз.
- Я все подмечаю, - ответила я, постучав себя пальцем по виску. - Так что там насчет храмовников регента и храмовников инквизиции?
- С твоего позволения я не буду говорить о тех, кто служит регенту. Большинство ее храмовников - именно лакеи: слуги и телохранители. Для особых поручений у нее есть прискусы, кардиналы, епископы и архиепископы.
- Хорошо. Тогда расскажи мне о своих храмовниках. И заодно о себе, раз уж речь зашла.
- Заинтересовалась инквизицией?
- Ага.
Он фыркнул:
- Ты уже знаешь кое-что о моей работе. Я убираю таких мразей, как Бранденбург.
- О том, что вы ловите инферналистов, я знала. Но по твоим словам я поняла, что этим не ограничивается.
- Так и есть. Понимаешь ли, Надя, у Шабаша много врагов, и Камарилья - лишь самый очевидный из них. Для нас опасны не столько каиниты Камарильи, сколько их идеология. Шабаш не боится нападения извне - пусть их больше, чем нас, но мы веками справлялись с ними. Но их святотатственные идеи могут подорвать секту изнутри - поэтому и нужны мы.
- То есть вы защищаете Шабаш от инакомыслящих?
- Как-то грубовато прозвучало. Я никогда не запрещал другим шабашитам иметь еретические мысли - хотя есть инквизиторы, которые именно лезут с проверкой в чужие головы. Однако в основе нашей секты лежат определенные принципы, которые нельзя нарушать. Я защищаю эти принципы, а тот, кто их нарушил, должен умереть или, по крайней мере, покинуть Шабаш.
- О как, - я сама уже пожалела, что завела этот разговор.
- Наверное, это непросто понять, - он попробовал поймать мой взгляд своим, зная, что у меня в подкорке прошита привычка почтительно смотреть старейшинам в глаза. - В Камарилье любят постоянство. Иерархия там основана на возрасте и происхождении, а не на личных достоинствах, кадровые перестановки - редкость. У нас все наоборот, и в этом наша сила - мы умнее, у нас текучка выше. В городе Шабаша за пять лет может полностью смениться состав епископов - и это правильно. Однако чтобы секта не распалась на отдельные стаи, нам нужно нечто общее - святая цель и вера в нее.
- И на этом все держится?
- Именно. Поэтому для нас так важна идеология.
- Чтобы все шабашиты служили единой цели?
- И имели единую веру.
- А демонопоклонники все портят?
- Думаю, это очевидно. Как сказано в Евангелии, нельзя сразу служить и Богу, и Маммоне. Любой демон стремится подчинить себе верность, силу и саму душу того, кто его призвал. С демоном невозможно расплатиться. Шабаш требует от своих членов, чтобы те отдавали все силы служению секте, а демонологи и сами отдаются в рабство демонам, и вовлекают в это других. Мы не можем мириться с этим.
- Даже спорить не стану. Мой архонт тоже как-то раз убил инферналиста. Это мерзость, которой просто не должно быть.
- Славно. То же самое касается змей - я имею в виду племя Сета.
- Я думала, они есть в Шабаше.
- Среди нас есть отступники их клана, равно как, например, отступники кланов Бруха и Тореадор - и за ними пристально следят. Но сейчас я говорю про тех последователей Сета, которые по-прежнему верят и исполняют волю своего предка - демона, темного бога, проклятого или кто он там есть. Они постоянно расставляют ловушки для глупых каинитов. И мне с грустью приходится наказывать шабашитов, которые годами верно служили секте, но затем дали змеям себе оплести.
Значит, здесь связь с сетитами - вне закона. Тут с этим лучше, чем в Камарилье. Но надо бы уточнить:
- Ты говоришь о тех, кто задолжал сетитам? Или с ними вообще контактировать нельзя?
- На твоем месте я бы с ними даже не разговаривал, дабы не допустить соблазна.
- Я просто пытаюсь понять, что можно и что нельзя.
- Уж прости, но у нас нет законов, высеченных в камне или хотя бы записанных на бумаге. Есть очень короткий список запретов, но его соблюдения недостаточно. Инквизитор обладает властью судить тебя по делам твоим, и если он сочтет тебя опасной для секты, над тобой устроят трибунал. Ты бывшая прислужница архонта, и это можно использовать против тебя - и все твои враги будут этим пользоваться.
- Что насчет Черной руки? - спросила я через минуту.
- А что насчет них? Они - члены Шабаша.
- Я слышала, что инквизиция и Черная рука ненавидят друг друга.
- Распространенное заблуждение. В Черной руке есть отдельные еретики, как и в составе секты в целом, но мы не имеем ничего против них как организации.
- Но заблуждения на ровном месте не возникают, - не унималась я.
- Между инквизицией и Черной рукой существует своего рода изоляция. Мы не можем вступать в их организацию, они - в нашу. Кроме того, членом Черной руки не может стать храмовник. Черная рука - это великолепная армия, соблюдающая высочайшую секретность. Инквизиция - тоже. Мы должны быть порознь, чтобы присматривать друг за другом. Это старый принцип клана Ласомбра - сдержки и противовесы.
- Принцип клана Ласомбра?
- В те ночи, когда правили князья из нашего клана, они умели поддерживать мир в своих городах: каждой фракции противостояла другая, не связанная с князем. Потом Вентру украли эту хитрость.
Я посмотрела на него с выражением «хватит меня дурить», но он продолжал:
- Кардиналы, архиепископы и епископы облечены властью, но инквизиция может свергнуть их как еретиков, если они предадут дело секты. Черная рука может охотиться за неверным инквизитором. Кардиналы, архиепископы и епископы могут отдавать приказы Черной руке. Все три стороны подчиняются регенту, поэтому она всегда знает текущий баланс сил. Смекаешь?
- Инквизиция может судить членов Черной руки?
Он начал говорить, потом замолк, снова начал, снова замолк и наконец произнес:
- Хороший вопрос, Надя. Технически да, но обычно нет. По политическим причинам члены Черной руки хорошо защищены.
- Думаю, инквизиция хотела бы это изменить.
- Среди моих собратьев, - произнес он хмуро. - Есть те, кто считает, что Черная рука что-то скрывает.
Моя женская интуиция подсказала мне, что лучше оставить эту тему.
- От кого еще стоит ждать подвоха?
- Хм, - он задумался. - У всех независимых кланов есть свои странные ереси, но большинство из них не пытается поработить нас. Ассамитов я рассматриваю чисто как техническую угрозу, а не идеологическую, особенно если некоторые из них действительно перешли на сторону Камарильи.
- Я слышала то же, что и все, - я пожала плечами. - Камарилья по этому поводу взволнована, а тремеры обосрались.
- Это согревает мое сердце. Что касается Джованни, то они время от времени подкатывают с намеками, будто могут поведать нам какие-то тайны. Они венецианцы до мозга костей и считают, что весь мир - это званый вечер с интригами. Я отношусь к ним как и к любым шарлатанам: сам с ними дела не имею, а если вижу, что они пытаются пудрить мозги кому-то из моих юных братьев и сестер, то показываю, что в этом мире существует кое-что, чего стоит бояться.
Тени в комнате кивнули в знак согласия.
Он продолжил:
- Есть и более опасные ереси. Однако ты вряд ли столкнешься с ними в Ногалесе, так что я не буду вдаваться в подробности. Среди нас по-прежнему прячутся мерзкие жрицы Лилит, хоть мы и устроили им чистку пару десятилетий назад. Один из моих братьев рассказал, что в нашем клане кое-кто по-прежнему исповедует кровавую ересь еще с древних времен. Последнее, что нам нужно в преддверии Геенны - это евангелистский и псевдогностический бред в головах шабашитов.
- Ужасно, - сказала я, хоть понятия не имела о том, кто такая Лилит. - Ты сказал, что идеология Камарильи также опасна, но как вы от нее защититесь? Я ведь не единственный перебежчик.
- Верно. К счастью, перебежчики скептически относятся к идеям своих бывших коллег, да и не успели еще пропитаться ересью. А еще мы продолжаем настойчиво преподавать им наше учение.
- До сих пор?
- Да. Мы не можем быть в них уверены. Мы ни в ком не можем быть уверены! Патриархи слишком изобретательны. Потому-то кланам Ласомбра и Цимисхов пришлось убить своих.
- Если все убьют своих патриархов, - заметила я, - твои соклановцы утратят право на власть.
- Не дай Каин, - с иронией произнес он. - Но логика в твоих словах есть. Мы и наши коллеги по ту сторону Дуная заслужили это право. Мы больше не марионетки на ниточках своих прародителей. Кто еще может сравниться с нами?
- Как насчет клана Бруха?
- Согласно легендам, там все было совсем иначе.
- Кстати, о легендах... Что насчет этих каитиффов и слабокровных, о которых говорят, что они уже и не каиниты вовсе?
- А что насчет них? Они лишь подтверждают то, о чем мы всегда говорили - пророчества верны, близится Геенна. Будущее предрешено.
- Но разве это не естественный ход вещей? Когда вампир дает становление, потом его чайлд дает становление, потом чайлд чайлда - в общем, они неизбежно выродятся до слабокровных.
- Спасибо, что подсказала, - произнес он с издевательской улыбкой.
Я понимала, что выгляжу глупо, ведь он в этом разбирался куда лучше, чем я - но отступать не собиралась.
- До меня доходили слухи о вампирах, которым было меньше 10 лет в ночи, но которые предугадывали действия старейшин - как будто нострадамусы какие-то. Я слышала, что несколько юстициариев решили объявить их всех анафемами, чтобы не допустить паники.
- Вот оно что.
- Но вряд ли это волнует Шабаш. Вы и так знаете все о грязных тайнах старейшин.
- Большинство из нас знает, - его улыбка превратилась в оскал. - Меня несколько раз просили дать официальные рекомендации по этой проблеме для моих братьев и сестер в инквизиции. Но я до сих пор не сказал своего слова, потому что считаю необходимым изучить их подробнее. Возможно, эти странные создания - дар самого Каина, и они станут нашими проводниками. Возможно, их послали патриархи или, что вероятнее, Инконню с целью устроить нам хаос. Дьявол изобретателен: то, что выглядит невинно, может привести в ловушку. Если я наткнусь на такое создание, я допрошу его, но не буду убивать, пока не пойму, с кем имею дело.
- А другие инквизиторы?
- Некоторые убеждены в том, что каитиффы - пешки патриархов, и кричат об этом на каждом углу. Однако большинство считает их крайне полезными при условии правильного обучения и наставления. Если на своей работе наткнешься на такого, то веди его к Стимсон, а мне напиши об этом в письме.
Я кивнула, ничего не обещая:
- Понятно.
- Мы говорили о том, что лишь кланы Ласомбра и Цимисхов одолели своих основателей и стали свободны от козней патриархов. Очевидно, что многие инквизиторы происходят именно из этих двух кланов. Кроме того, именно эти кланы испытывают постоянный интерес к древним знаниям. Инквизитор - это не палач. Нам приходится казнить заблудших, но каждая казнь - трагедия для меня, ведь моя цель - не наказание, а искупление. Мы посещаем разные стаи как миссионеры, несем им наставления Каина, проводим ритуалы.
- И шпионите.
- Само собой, - он нахмурился, а его взгляд уперся в дно уже второго выпитого им стакана. - К сожалению, между нами не всегда есть согласие. Очень часто инквизитор считает себя самым знающим нодистом, имеет свою версию нашей истории и может этим смущать умы шабашитов. Мне бы хотелось, чтобы они не выносили свои научные споры на публику.
- Вряд ли дело в науке.
- Боюсь, что так. Приверженность определенной версии - это не только научная, но и политическая позиция.
- А за тем, чья версия неправильная, выезжают ваши, - заметила я.
- Верно, - согласился он. - Раньше случалось такое, что падшие инквизиторы - или даже благонадежные, но чересчур упертые - обзывали ересью все, что им не нравилось. Бесспорно, мы вправе требовать от каждого шабашита фанатичной веры, но сжигать каинитов из-за мелких проступков и устраивать охоту на ведьм без причины - это несерьезно. Действительно, дурака проще наказать, чем обучить, но беспричинные казни снижают доверие к нам и, в конечном счете, идут нам же во вред.
- Я заметила, что инквизиторов не особо любят.
- Вот-вот. Из-за отдельных личностей страдает общее дело.
Он с легкой грустью продолжил:
- Все одобряют борьбу с инфернализмом. Все согласны с тем, что даже один контакт с демоном - это чересчур. Однако никто не спешит раскрыть перед нами свои души. Хотя нет, некоторые спешат - невинные юнцы, чья горячность попросту не позволяет им думать о предательстве. Они провоцируют, прямо-таки вынуждают искать в них изъяны. Некоторые инквизиторы используют их невинность в своих интересах, ну а я сторонюсь их. Однако большинство шабашитов боится меня и оказывает сопротивление. И не всегда они боятся подозрений в инфернализме - просто у них есть свои маленькие тайны, которые они хотят сохранить в секрете. Половина моей работы заключается в том, чтобы выяснить, совершил ли грешник именно те грехи, которые меня интересуют. Виноватый вид во время допроса ни о чем не говорит, нельзя исходить из допущений.
Он лег на спину, закинув ноги на стену возле окна.
- Все становится сложнее, когда мы объявляем, что ловим не только инферналистов, но и вообще еретиков. У некоторых инквизиторов есть плохая привычка - они всегда говорят, что ловят демонопоклонников, а потом внезапно устраивают суд по обвинению в другой ереси. Это превращает шабашитов в параноиков.
- У меня тоже паранойя развивается.
- Учись, Надя, и я сделаю все, чтобы тебя защитить.
- А что ты там говорил о врагах, которых я могла себе нажить?
- Очень немногие шабашиты не имеют врагов, - успокоил меня он. - Но вряд ли кто-то натравит на тебя инквизицию. Мы, инквизиторы, не любим, когда нас кто-то выставляет дураками и использует. В прошлом веке был скандал по поводу инквизитора по имени Ксаба, ты могла слышать о нем. Мы выяснили, что он выносил обвинения по приказу архиепископа, который не хотел сам пачкать руки.
- И?
- Сгорели дотла. Я лично заставил их сознаться.
- А как конкретно проходит суд? - спросила я. - Это как конклав?
- В двух словах не объяснить. Он совсем похож на суд смертных, по крайней мере в этой стране. В качестве судьи выступает инквизитор, а если дело крупное или ожидаются множественные разоблачения, то инквизиторов может быть несколько. Кроме того, инквизитор также может выступать в качестве обвинителя, чего не бывает у смертных.
- Это да.
- Иногда причина в том, что инквизитор первым раскрыл преступление. Иногда - в том, что настоящий обвинитель боится выступить публично. Законом это не оговорено, но бремя доказательства обычно ложится на обвиняемого, у которого может быть защитник, хотя это лишь вносит путаницу. На суд приглашают всех местных шабашитов, которые могут выступать в качестве свидетелей любой из сторон, если только принесут присягу на реликварии.
- Это та штука, которой ты указал на Бранденбурга на балу?
- Именно.
- Обвиняемый, обвинитель и свидетели дают показания?
- А инквизитор им всем задает вопросы, но какого-то стандартного порядка нет. Если собравшиеся начинают создавать проблемы, храмовники их выгоняют. Обвиняемый может потребовать ордалии или суда поединком, то есть мономахии против инквизитора или выбранного им воина. Однако инквизитор не обязан удовлетворять требование.
- Зачем нужно право на требование, которое не обязаны удовлетворять?
Я знала, что и в Камарилье много старых пердунов, которые верили в суд божий. Никогда этого не понимала.
- На то есть причины, - он почесал подбородок, покрытый трехдневной щетиной. Когда он наряжался Вольтером, то брился. - Иногда инквизитор и сам не уверен в обвинении, поэтому оставляет все на волю Каина. Иногда публика на стороне обвиняемого, так что разумнее обставить все как честный бой. А бывает и так, что на инквизитора наезжает кто-то более старый и влиятельный. Например, я мог бы предъявить Бранденбургу обвинение в его же городе, не спрашивая разрешения епископов, но они устроили бы такое, что мне в итоге пришлось бы разрешить ордалию.
- И что делать в таком случае? - я поерзала на табуретке. - Когда ты знаешь, что кто-то виновен, а он требует ордалии, да еще и может победить?
- Бранденбург мог бы, - он допил третий стакан. - В таких случаях я тяну с ордалией, одновременно распространяя по городу информацию по делу. Когда я проиграю суд и уеду, местные шабашиты сами разберутся.
Я бы на его месте жульничала во время поединка, но это ж я - просто презираю правила.
- А тебе приходилось биться на дуэли против того, кто намного сильнее тебя? - спросила я.
- Сильнее - бывало, намного сильнее - нет. Не вижу смысла в том, чтобы умирать бесплатно, особенно умирать самому. Поэтому для инквизитора крайне важно иметь высокопоставленных покровителей, которые при необходимости выделят бойцов, - он подмигнул мне. - Часто этими бойцами являются храмовники.
- Поняла. А если обошлось без ордалий и поединков?
- Тогда я принимаю решение исходя из представленных фактов и оглашаю приговор.
- Сожжение?
- Сожжение. Я иногда проявляю милосердие, но если преступник снова попадется нам на глаза, приговор приводится в исполнение.
- Милосердие?
- Например, дикая охота, которая оставляет шанс выжить - трусливо скрываясь и не имея надежды, но все-таки выжить. Или задание, по итогам которого грешник может пройти обряд раскаяния.
- Как удобно.
- Не подумай только, что я предъявляю обвинения лишь для того, чтобы вынудить кого-то служить мне.
- Вам разрешено пытать обвиняемых, как настоящей инквизиции?
Он посмотрел на меня удивленно:
- Настоящей?! Ну-ну! Понимаешь ли, Надя, нет никакой книги в кожаной обложке, где сказано, что нам можно и нельзя. Да, инквизиторы пытают подсудимых. Но те из них, кто заботится о своем выживании, очень тщательно подходят к тому, кого и как пытать, чтобы не стать жертвой мести.
- Разве Миланский кодекс не запрещает месть? - я гордилась тем, что смогла выпросить у епископа Дрю копию кодекса.
- А ты загляни в дополнения. Если обосновать, что инквизитор злоупотребляет своим положением, то месть ему становится кошерной.
- Но только в том случае, если ее одобрит кворум прискусов, - парировала я.
- Ты всерьез считаешь, что кворум прискусов встанет на сторону облажавшегося инквизитора без веской причины? - он вновь удивился.
- Но это ведь нежелательный прецедент!
- Ха! - он провел средним пальцем по дну стакана, вылавливая последнюю капельку. - Милая моя, если и есть такая вещь, на которую шабашитам насрать, то это прецедент.
- Кажется, я начала понимать.
- Это хорошо, а то я боялся вконец тебя запутать. Мне кажется, нынешний Шабаш стал чересчур похожим на Камарилью. Ваши юнцы плюют на Традиции, наши старейшины тяготеют к постоянству, - он тряхнул головой. - Однако между нами есть коренные различия. В нашей секте карьерный рост зависит от личного рвения, а занятая должность не освобождает от необходимости служить. Революция - это не что-то жуткое, а живительная чистка. Никакие законы, кроме тех, что дарованы лично Каином (хотя это по-прежнему спорный вопрос), не вечны.
- А что насчет инквизиторских храмовников?
- Наши храмовники во многом похожи на остальных храмовников. Они - наши братья по оружию и товарищи по стае.
- И вышибалы на судах.
- Судебные приставы, да. Кроме того, они навещают жрецов стай в качестве миссионеров, как я уже говорил. Некоторые копаются в нашей древней истории и ищут артефакты, принося их своим господам для описания и изучения. Но основная их задача - расследование инфернализма и ереси.
- Открыто или под прикрытием?
- И так, и так. Инквизиторам и их храмовникам очень просто действовать под прикрытием, потому что на официальных мероприятиях они обычно в масках и мантиях. Некоторые агенты инквизиции никогда не показывали своих лиц даже ближайшим товарищам.
- Жуть, - решила я.
- Работа у нас такая. Я видел, как инквизиторы и их храмовники разыгрывали целые спектакли, выдавая себя друг за друга в стратегически важные моменты.
- Бывало такое, что ты приказывал своим храмовникам притворяться инферналистами?
- Да, - мне показалось, что Наваррец вздрогнул. - Пару раз даже успешно. Но есть демоны настолько опасные, что порча проникает в тебя, как только ты услышишь их имена. Послав к ним своего слугу, ты его теряешь - поэтому мы отказались от этой тактики. Куда лучше найти глупого и морально неустойчивого птенца, поманить его обещаниями небывалой мощи, направить в нужном направлении и смотреть, что получится. Однако это опасно, причем для души самого инквизитора.
- Заглянешь в бездну, и бездна заглянет в тебя?
- А тот, кто сражается с чудовищами, сам станет чудовищем - но при этом останется одним из нас, - казалось, что он опечалился. - Инфернализм трудно выявить, не говоря уж о том, чтобы искоренить. Мы заставляем молодняк сражаться за власть, не оставляем шанса проигравшим, наполняем их умы речами о свободе. Но иногда мы забываем предупредить их о том, что в мире есть сила, способная их подчинить. Иногда мы и сами игнорируем эти предупреждения.
- Думаю, что поддавшийся порче инквизитор - это по-настоящему плохо.
Наваррец лишь кивнул. Он явно ушел в свои мысли.
А мне стоило задуматься о том, где провести день. Можно было бы расположиться в небольшом отеле в викторианском стиле с видом на море - но там было слишком дорого, особенно с учетом того, что он не ремонтировался с 1930.
Я не знала даже, есть ли в городе другие шабашиты, кроме Наваррца. Надеюсь, он не предложит мне остаться у него - тут все провоняло травой и навевало тоску.
Чертовы тени вновь зашевелились, будто только и ждали, когда Наваррец отвлечется. Ну или это его мысли заставляли их двигаться.
Надо было либо прощаться, либо продолжать разговаривать.
- Эй, Наваррец.
- Что? - он даже голову повернул с трудом. Видимо, он был упорот немного сильнее, чем мне показалось.
- Ты что-то говорил насчет того, что ваше учение понимают неверно.
- Да, - он нахмурился. - Они понимают, что свободны от Камарильи и не должны ничего ни человечеству, ни собственной человечности. Но они не понимают, что их освободили не просто так. Они не понимают бремени свободы, Надя. Раб не отвечает за злодейства своего хозяина, свободный должен против них бороться. Но они не хотят нести ответственность.
- Разве нельзя на них как-то повлиять?
- Нельзя насильно сделать умнее, - он внезапно встал и распахнул окно. Надеюсь, дым поскорее выветрится. - Но можно лучше учить. Я виню в этом себя, всю инквизицию и сановников секты. Все мы могли не ограничиваться словами, а подать молодняку личный пример - и в этом было бы больше смысла.
- Наказывай словоблудов.
- Не все так просто. Не бывает такого, чтобы можно было сказать: «вот этот сановник помогает Шабашу, а вот этот - вредит». В таком случае я мог бы каждую неделю устраивать сожжение.
- Было бы весело, - заметила я.
- Весело или нет, но продуктивно. Мы соскочили с темы, так что давай-ка я попробую объяснить иначе. Вот есть сановники, которые хотят творить правильные дела, имеют на это правильные причины и знают свое дело. Есть те, которые хотят творить правильные дела и имеют на это правильные причины, но не имеют нужных навыков. А есть те, которые хотят творить правильные дела, но по неверным причинам, например ради мести. Вот что ты будешь с ними делать? Помогая им, ты приносишь благо секте, но становишься оружием в чужих распрях, - он сжал кулаки. - А есть те, кто имеет правильные причины, но хочет сотворить что-то плохое. Одно маленькое, но критически важное заблуждение - и вот ты вынуждена идти против бывшего единомышленника. Знаешь ли ты, насколько это тяжело? А хуже всего то, что любой каинит может попасть в любую из этих категорий, и даже сам Каин не знает, когда это случится.
- Понимаю, - надо бы сменить тему.
- Есть те, кто цинично обращает наши идеалы против нас. Но что еще хуже, есть те, кто разучился отличать потребности секты от своих собственных!
А вот эта тема мне знакома.
- Я знала камарильцев, которые на этом собаку съели, - сообщила я. - Они умели искажать факты так, чтобы каждый считал своим долгом дать им то, чего они хотели. Никогда не понимала, как это у них получается.
- Это не так сложно, - проворчал Наваррец.
- Может быть, я просто слишком глупа для этого. Научи меня.
- Окей. Это называется «пропаганда».
- Но ведь пропаганда - это ложь.
- Не имеет значения. Первое правило пропаганды - работать с теми, кто не разбирается в том, о чем ты говоришь. Они попросту не поймут разницы между правдой и ложью. Однако правда эффективнее. Например, вот есть факт: молодых каинитов Камарильи сажают на узы крови.
- Как меня, например. Но не всех.
- Верно, - согласился он. - Не всех. Это знаем ты и я, но не большинство шабашитов. Поэтому я могу скормить этот факт своим братьям и сестрам, и они будут полностью убеждены в том, что как только сбегут в Камарилью, их сразу же посадят на узы.
- Ну это частично правда.
- А ваши старейшины скармливают такую же частичную правду камарильцам, большинство из которых ничего не знает о нас - и вот камарильцы уже боятся сбегать в Шабаш. Не нужно нагло врать, нужно просто вырвать факт из контекста...
- И придать ему то значение, которое нужно. Поняла.
- И ты скармливаешь им полуправду за полуправдой, а когда у них отключится критическое мышление, можно скормить и ложь - они все равно поверят.
- Ага. Первое правило пропаганды - говорить о том, в чем никто не разбирается.
- Именно. А еще заготовь парочку интересных, но убедительных рассказов. Они должны содержать факты, но в твоей трактовке. Когда твоя публика наткнется на врага, она увидит одну-две мелочи, о которых ты говорила, и убедит себя в том, что все остальное тоже было правдой. Проще говоря, не давай им трезво оценить обстановку.
- Ты так говоришь, будто это что-то плохое, - запротестовала я. - Нельзя допустить, чтобы шабашиты сбегали в Камарилью, значит нужно им немного врать.
- И да, и нет. С одной стороны, где страх - там и ненависть, а ненависть на войне полезна. Демонизируя врага, ты обеспечиваешь сплоченность и жестокость своих бойцов. Но при этом ты лишаешь их знаний о враге, а это плохо. Даже простые солдаты бьются эффективнее, если знают своего врага. А если, не дай Каин, они поймут, как ты их обманываешь... В общем, может случиться та же история, которая приключилась между одним архонтом и православной русской девчонкой.
- Ну так это в военное время, - произнесла я. Меня смутила эта формулировка - «обеспечивать жестокость».
- А в мирное время, - продолжил он, - пропаганда удерживает недовольных от того, чтобы сбежать. Там, куда они сбегут, они станут еще недовольнее - но нам это уже не поможет. Мы не можем позволить себе терять бойцов просто так. Кроме того, пропаганда все делает проще. Когда каиниты раскрасили себе лица и готовы биться до окончательной смерти, они не хотят слышать, что камарильцы – такие же вампиры, просто их обратили не на той стороне баррикад. Они хотят слышать, что идут в бой против когтей самих патриархов.
- И поэтому мы им лжем.
- И они благодарны за это, даже если знают правду.
Я кивнула, поняв суть.
- Даже инферналисты хотят верить в то, что поступают правильно. Воину нужно знать, что он бьется за добро против великого зла. Тебе было проще, с тобой была твоя человечность, но попробуй представить себя на месте молодого шабашита.
- Окей, попробую.
- Ты знаешь, что ты больше не человек и законы смертных к тебе более не применимы. Тебя лишают человечности, но ничего не дают взамен - это требует обучения, на которое редко есть время. Так что тебе просто внушают, что ты убийца по природе своей, люди – лишь скот, но тебе при этом нужно сражаться за добро. Как считать себя добрым в такой ситуации?
- Нужно найти и возненавидеть того, кто хуже тебя.
- Правильно.
- Меня, кстати, тоже еще не обучили.
Он широко улыбнулся. Улыбающийся ласомбра - это почти так же жутко, как и улыбающийся тремер.
- Рад, что ты об этом сказала. Это именно та причина, по которой ты отправляешься к Стимсон. Когда она закончит твое обучение, я заберу тебя к себе.
- Я согласна, хотя еще не совсем поняла, во что влипла. Это не похоже ни на что из того, что мне приходилось делать раньше.
- Я приложу все усилия, чтобы все разъяснить.
- Это хорошо, потому что я до сих пор не врубилась, как быть шабашитом. В Шабаше все братья, но нельзя доверять никому, кроме своей стаи. Старейшин надо свергать, но нашему кардиналу шестьсот лет. Мы готовы умирать за свои принципы, но при этом творим что вздумается.
- Все верно. Некоторые сановники считают эту путаницу полезной. Когда взаимоисключающие положения верны, можно оправдать любую позицию. Если твой епископ одолел другого, то это здоровая конкуренция и благо для секты, если наоборот - это вражда, разобщающая шабашитов, - он рассмеялся. - Они то показывают публике общую картину, то тыкают носом в мелочи - все зависит от того, какое мнение они хотят создать.
- В общем, надо смотреть на вторую руку фокусника.
- Обычно да. Кстати, можешь сохранить этот совет в секрете.
- Еще что-нибудь расскажешь?
- Хм, - он снова почесал подбородок. - Остерегайся каинитов, которые ищут возможность самоутвердиться. Они не могут похвастать ни силой, ни хитростью, поэтому все, что им остается - это пытаться показать, что они порочнее тебя. И это идет наперекор здравому смыслу. Например, Стимсон отправит тебя решать проблему со смертными в Ногалесе, а шабашит, который должен тебе помогать, внезапно снимает скальп с дочки шефа полиции лишь для того, чтобы показать тебе, какой он свободный.
- Да уж.
- Поверь, в руководстве секты дела не лучше. Там особенно любят обсуждать древние пророчества - каждый мнит себя нодистом, даже если не бывал в библиотеке инквизиции. Я считаю, что регенту следует приказать прискусам проводить свои дебаты в виде смертельной битвы - кто остался в живых, тот и правильно трактует слова Саулота.
- Кого?
- Забей. Хочу, чтобы ты поняла, в чем именно проблема. Мы все любим наставления Каина и истории о Первом и Втором городах. Приятно узнать, от кого ты ведешь свой род, и я никогда не возражал против тех, кто находит в этом удовольствие. Я хочу, чтобы все шабашиты знали о своем наследии и своей судьбе. Но я не хочу, чтобы судьбой каинитов стало бесконечное выяснение того, у кого из них самая каноничная вера. Шабашиты не должны драться и убивать из-за этого.
- Тем более этим уже занимается инквизиция.
- Так и есть. Хочу рассказать тебе еще кое-что, чего не знают в Камарилье.
Он встал, чтобы вытряхнуть пепельницу, но не мог стоять, не держась рукой за что-нибудь. Как он вообще мог говорить в таком состоянии? Если он притворялся упоротым, то у него чертовски хорошо получалось.
- Валяй.
- Шабаш куда более организован, чем ты думаешь.
- Ну пока что я поняла так: у вас есть королева, князья, бароны, рыцари и крестьяне.
- Это даже больше, чем знают большинство камарильцев. Однако наша иерархия нестабильна. Мы как волчья стая, где каждый может объявить себя вожаком и в бою доказать это право.
- Понятно.
- Многие из твоей бывшей секты, даже старейшины, не понимают, почему мы не скатываемся в полнейший хаос.
Он двумя руками ухватился за барную стойку, чтобы не упасть. Я подвинула табуретку ему под задницу. Он уселся и обхватил ее ногами для уверенности.
- Дело в нашей вере в общую цель, как я уже говорил...
- Продолжай.
- Кроме того, есть те, кто боится наступления истинной меритократии, и задействует другие механизмы. Как говорится, «старость и предательство всегда берут верх над юношеским пылом».
- Ого, цитируешь современных авторов.
- В этих словах есть правда, - мрачно произнес он. - Ты знаешь про черный рынок винкулумов?
Я аж подскочила:
- Чего?!
- Братание влияет на чувства, а чувства влияют на действия. Самые сильные чувства шабашит испытывает к своей стае, потому что братается с ними чаще всего. Однако во многих случаях приходится разделять чашу с другими - например, как тебе на Великом балу.
- И?
- Некоторым сановникам выгодно, чтобы ты разделила чашу с одними, но не с другими.
- Ага. Кажется, я начала понимать. Списки приглашенных составляют выборочно?
- Точно, - ответил он. - И ты становишься предметом торговли старейшин. Тебя могут отправить брататься с теми, с кем нужен союз. Или наоборот - отправить брататься с другой стороной, чтобы разрушить союз. Или побрататься с обеими, чтобы осложнить тебе работу в случае конфликта интересов. Ну или кто-то знает, с кем бы ты ни в коем случае не хотела разделить чашу, и устраивает вам Братание чисто для того, чтобы продемонстрировать свою власть и поставить тебя на место.
Оказалось, что Шабаш очень похож на Камарилью. Нужно быть осторожнее, когда тебя куда-то приглашают.
- Так вот как правят ваши лидеры.
- Эй! - он взмахнул обеими руками. - Это разрешенный прием. Просто молодые шабашиты не понимают, что есть много негласных и неписаных правил. Они не понимают, что в условиях меритократии умение обманывать других также является вознаграждаемой способностью.
- Если я правильно понимаю, то Шабаш был создан именно для борьбы с этим. Ваши старейшины боятся, что кто-то поступит с ними так же, как они сами когда-то поступили со своими?
- И потому они так стараются поддерживать это притворство, - закончил он. - К счастью, видимость меритократии поддерживать легко, если думать наперед. Была у меня знакомая храмовница - огонь, а не женщина. Одна из лучших мастеров тактики в Новой Англии. А у епископа в любимчиках был другой храмовник, которому нужна была возможность проявить себя. Их обоих послали в Бостон воевать с камарильцами, а епископ тем временем слил Камарилье немного информации в обмен на то, чтобы его любимчику дали убить нескольких каитиффов, которые и так не были нужны бостонскому князю. В итоге любимчик вернулся с ожерельем из клыков камарильцев, а мою знакомую накормили напалмом из проезжавшего мимо автофургона. По словам других шабашитов она была слишком медленной и неуклюжей, так что победил сильнейший.
Он криво ухмыльнулся:
- Теперь он рванул вверх по карьерной лестнице и скоро сам станет епископом.
- Ты ведь мог бы его осудить?
- Мог бы. Но кто был бы свидетелем обвинения? Камарилья? Кроме того, любимчик знать не знает о том, как подсуетился его босс, так что по сути невиновен. Да и не любят меня в Новой Англии по ряду причин. Если бы я сжег их епископа, они бы сочли это личной местью.
- Хреново.
- Так что пусть живут пока. Я все помню, и как только они сделают ошибку, я приду за ними.
Я кивнула.
- А еще правила мономахии позволяют жульничать. Черт побери, везде есть лазейки!
Он схватился за голову, взъерошив волосы. Ему становилось все хуже прямо на глазах - скоро он свалился бы с табуретки. Я положила руку ему на плечо (бля, зачем я его коснулась?), он вопросительно уставился на меня.
- Когда это произошло?
- На той неделе, - ответил он.
Да уж.
- Пойдем, Наваррец. Тебе уже хватит.
Я помогла ему подняться.
- Не сдаваться, - пробормотал он.
- Давай-ка сюда... - я уложила его на диван. - Давай-ка ты пару часиков отдохнешь, а потом будешь снова спасать Шабаш от него самого?
Тени роились вокруг меня, будто муравьи из разбуженного муравейника. Надо было уходить. Вот только Наваррец был в полном отрубе, а это значило, что он провалялся бы так до утра, а там уже солнце его бы испепелило.
Я прошлась по дому и нашла здоровенный лист металла, который Наваррец каждое утро прибивал к оконной раме, а каждый вечер - отрывал. В двух других комнатах на окнах были глухие ставни. Обезопасив дом от солнца, я вернулась к Наваррцу. Он открыл глаза и посмотрел на меня.
- Мне пора, - сказала я. Не люблю долго прощаться.
Он сделал жест рукой.
- Чего?
- Подойди на секунду.
Я подошла. Он взял меня за руку.
- Вот поэтому ты идеально подходишь, - произнес он.
- В смысле?
- У тебя есть чувство ответственности.
- Для чего подхожу?
Он сжал мою руку и закрыл глаза.
Я отняла руку и ушла. Мое чувство ответственности позаботилось о том, чтобы я закрыла дверь.
Если старейшина-ласомбра умен, безжалостен, хитер, фанатичен и намерен тобой воспользоваться - это еще полбеды. Но если он умен, безжалостен, хитер, фанатичен и убедил тебя в том, что ты ему нужна - тут уже ничто не поможет.
Инквизиция
- Хочешь освежиться, Надя?
Я всегда ненавидела это слово - «освежиться» - из уст сородичей... то есть каинитов. Бессмысленное какое-то слово, да еще и произносимое с особой интонацией.
- Ага, - согласилась я.
- Один момент, - он докурил косяк и оставил очередной окурок в пепельнице.
В комнате стояла сплошная дымовая завеса - наверняка весь дом провонял дурью. Наваррец курил уже несколько часов подряд. Конечно, не мне решать - но такое поведение я однозначно считаю слабостью. Судя по всему, только по накурке инквизитор мог сохранять спокойствие, когда говорил о делах секты.
Он ушел в другую комнату, откуда раздались сдавленный стон и чей-то голос. Черт побери, все это время там кто-то был?
- Приятного аппетита, - он вернулся, держа в каждой руке по большому пол-литровому стакану, и протянул один из них мне. - ВИЧ-отрицательная, как я и просил. По крайней мере, он в этом уверен.
- Меня это не слишком волнует.
- Гость поднимает первый тост, - напомнил он.
- За... новые горизонты!
- Да-да. За то, что за ними.
- И это тоже.
Он неспеша осушил стакан, а я отпила из своего. Кровь была вкусной, густой и теплой с нотками чего-то из барбитуратов - но этого я и ожидала. Голос, который я слышала, звучал настолько спокойно, что стало ясно - Наваррец не пожалел таблеток. Однако этой дозы было мало, чтобы свалить меня, так что я продолжила пить.
- Что ж, - произнесла я. - Мы обсудили все виды храмовников, кроме двух.
- А я все ждал, когда же ты это скажешь, - он улыбнулся мне одними уголками глаз.
- Я все подмечаю, - ответила я, постучав себя пальцем по виску. - Так что там насчет храмовников регента и храмовников инквизиции?
- С твоего позволения я не буду говорить о тех, кто служит регенту. Большинство ее храмовников - именно лакеи: слуги и телохранители. Для особых поручений у нее есть прискусы, кардиналы, епископы и архиепископы.
- Хорошо. Тогда расскажи мне о своих храмовниках. И заодно о себе, раз уж речь зашла.
- Заинтересовалась инквизицией?
- Ага.
Он фыркнул:
- Ты уже знаешь кое-что о моей работе. Я убираю таких мразей, как Бранденбург.
- О том, что вы ловите инферналистов, я знала. Но по твоим словам я поняла, что этим не ограничивается.
- Так и есть. Понимаешь ли, Надя, у Шабаша много врагов, и Камарилья - лишь самый очевидный из них. Для нас опасны не столько каиниты Камарильи, сколько их идеология. Шабаш не боится нападения извне - пусть их больше, чем нас, но мы веками справлялись с ними. Но их святотатственные идеи могут подорвать секту изнутри - поэтому и нужны мы.
- То есть вы защищаете Шабаш от инакомыслящих?
- Как-то грубовато прозвучало. Я никогда не запрещал другим шабашитам иметь еретические мысли - хотя есть инквизиторы, которые именно лезут с проверкой в чужие головы. Однако в основе нашей секты лежат определенные принципы, которые нельзя нарушать. Я защищаю эти принципы, а тот, кто их нарушил, должен умереть или, по крайней мере, покинуть Шабаш.
- О как, - я сама уже пожалела, что завела этот разговор.
- Наверное, это непросто понять, - он попробовал поймать мой взгляд своим, зная, что у меня в подкорке прошита привычка почтительно смотреть старейшинам в глаза. - В Камарилье любят постоянство. Иерархия там основана на возрасте и происхождении, а не на личных достоинствах, кадровые перестановки - редкость. У нас все наоборот, и в этом наша сила - мы умнее, у нас текучка выше. В городе Шабаша за пять лет может полностью смениться состав епископов - и это правильно. Однако чтобы секта не распалась на отдельные стаи, нам нужно нечто общее - святая цель и вера в нее.
- И на этом все держится?
- Именно. Поэтому для нас так важна идеология.
- Чтобы все шабашиты служили единой цели?
- И имели единую веру.
- А демонопоклонники все портят?
- Думаю, это очевидно. Как сказано в Евангелии, нельзя сразу служить и Богу, и Маммоне. Любой демон стремится подчинить себе верность, силу и саму душу того, кто его призвал. С демоном невозможно расплатиться. Шабаш требует от своих членов, чтобы те отдавали все силы служению секте, а демонологи и сами отдаются в рабство демонам, и вовлекают в это других. Мы не можем мириться с этим.
- Даже спорить не стану. Мой архонт тоже как-то раз убил инферналиста. Это мерзость, которой просто не должно быть.
- Славно. То же самое касается змей - я имею в виду племя Сета.
- Я думала, они есть в Шабаше.
- Среди нас есть отступники их клана, равно как, например, отступники кланов Бруха и Тореадор - и за ними пристально следят. Но сейчас я говорю про тех последователей Сета, которые по-прежнему верят и исполняют волю своего предка - демона, темного бога, проклятого или кто он там есть. Они постоянно расставляют ловушки для глупых каинитов. И мне с грустью приходится наказывать шабашитов, которые годами верно служили секте, но затем дали змеям себе оплести.
Значит, здесь связь с сетитами - вне закона. Тут с этим лучше, чем в Камарилье. Но надо бы уточнить:
- Ты говоришь о тех, кто задолжал сетитам? Или с ними вообще контактировать нельзя?
- На твоем месте я бы с ними даже не разговаривал, дабы не допустить соблазна.
- Я просто пытаюсь понять, что можно и что нельзя.
- Уж прости, но у нас нет законов, высеченных в камне или хотя бы записанных на бумаге. Есть очень короткий список запретов, но его соблюдения недостаточно. Инквизитор обладает властью судить тебя по делам твоим, и если он сочтет тебя опасной для секты, над тобой устроят трибунал. Ты бывшая прислужница архонта, и это можно использовать против тебя - и все твои враги будут этим пользоваться.
- Что насчет Черной руки? - спросила я через минуту.
- А что насчет них? Они - члены Шабаша.
- Я слышала, что инквизиция и Черная рука ненавидят друг друга.
- Распространенное заблуждение. В Черной руке есть отдельные еретики, как и в составе секты в целом, но мы не имеем ничего против них как организации.
- Но заблуждения на ровном месте не возникают, - не унималась я.
- Между инквизицией и Черной рукой существует своего рода изоляция. Мы не можем вступать в их организацию, они - в нашу. Кроме того, членом Черной руки не может стать храмовник. Черная рука - это великолепная армия, соблюдающая высочайшую секретность. Инквизиция - тоже. Мы должны быть порознь, чтобы присматривать друг за другом. Это старый принцип клана Ласомбра - сдержки и противовесы.
- Принцип клана Ласомбра?
- В те ночи, когда правили князья из нашего клана, они умели поддерживать мир в своих городах: каждой фракции противостояла другая, не связанная с князем. Потом Вентру украли эту хитрость.
Я посмотрела на него с выражением «хватит меня дурить», но он продолжал:
- Кардиналы, архиепископы и епископы облечены властью, но инквизиция может свергнуть их как еретиков, если они предадут дело секты. Черная рука может охотиться за неверным инквизитором. Кардиналы, архиепископы и епископы могут отдавать приказы Черной руке. Все три стороны подчиняются регенту, поэтому она всегда знает текущий баланс сил. Смекаешь?
- Инквизиция может судить членов Черной руки?
Он начал говорить, потом замолк, снова начал, снова замолк и наконец произнес:
- Хороший вопрос, Надя. Технически да, но обычно нет. По политическим причинам члены Черной руки хорошо защищены.
- Думаю, инквизиция хотела бы это изменить.
- Среди моих собратьев, - произнес он хмуро. - Есть те, кто считает, что Черная рука что-то скрывает.
Моя женская интуиция подсказала мне, что лучше оставить эту тему.
- От кого еще стоит ждать подвоха?
- Хм, - он задумался. - У всех независимых кланов есть свои странные ереси, но большинство из них не пытается поработить нас. Ассамитов я рассматриваю чисто как техническую угрозу, а не идеологическую, особенно если некоторые из них действительно перешли на сторону Камарильи.
- Я слышала то же, что и все, - я пожала плечами. - Камарилья по этому поводу взволнована, а тремеры обосрались.
- Это согревает мое сердце. Что касается Джованни, то они время от времени подкатывают с намеками, будто могут поведать нам какие-то тайны. Они венецианцы до мозга костей и считают, что весь мир - это званый вечер с интригами. Я отношусь к ним как и к любым шарлатанам: сам с ними дела не имею, а если вижу, что они пытаются пудрить мозги кому-то из моих юных братьев и сестер, то показываю, что в этом мире существует кое-что, чего стоит бояться.
Тени в комнате кивнули в знак согласия.
Он продолжил:
- Есть и более опасные ереси. Однако ты вряд ли столкнешься с ними в Ногалесе, так что я не буду вдаваться в подробности. Среди нас по-прежнему прячутся мерзкие жрицы Лилит, хоть мы и устроили им чистку пару десятилетий назад. Один из моих братьев рассказал, что в нашем клане кое-кто по-прежнему исповедует кровавую ересь еще с древних времен. Последнее, что нам нужно в преддверии Геенны - это евангелистский и псевдогностический бред в головах шабашитов.
- Ужасно, - сказала я, хоть понятия не имела о том, кто такая Лилит. - Ты сказал, что идеология Камарильи также опасна, но как вы от нее защититесь? Я ведь не единственный перебежчик.
- Верно. К счастью, перебежчики скептически относятся к идеям своих бывших коллег, да и не успели еще пропитаться ересью. А еще мы продолжаем настойчиво преподавать им наше учение.
- До сих пор?
- Да. Мы не можем быть в них уверены. Мы ни в ком не можем быть уверены! Патриархи слишком изобретательны. Потому-то кланам Ласомбра и Цимисхов пришлось убить своих.
- Если все убьют своих патриархов, - заметила я, - твои соклановцы утратят право на власть.
- Не дай Каин, - с иронией произнес он. - Но логика в твоих словах есть. Мы и наши коллеги по ту сторону Дуная заслужили это право. Мы больше не марионетки на ниточках своих прародителей. Кто еще может сравниться с нами?
- Как насчет клана Бруха?
- Согласно легендам, там все было совсем иначе.
- Кстати, о легендах... Что насчет этих каитиффов и слабокровных, о которых говорят, что они уже и не каиниты вовсе?
- А что насчет них? Они лишь подтверждают то, о чем мы всегда говорили - пророчества верны, близится Геенна. Будущее предрешено.
- Но разве это не естественный ход вещей? Когда вампир дает становление, потом его чайлд дает становление, потом чайлд чайлда - в общем, они неизбежно выродятся до слабокровных.
- Спасибо, что подсказала, - произнес он с издевательской улыбкой.
Я понимала, что выгляжу глупо, ведь он в этом разбирался куда лучше, чем я - но отступать не собиралась.
- До меня доходили слухи о вампирах, которым было меньше 10 лет в ночи, но которые предугадывали действия старейшин - как будто нострадамусы какие-то. Я слышала, что несколько юстициариев решили объявить их всех анафемами, чтобы не допустить паники.
- Вот оно что.
- Но вряд ли это волнует Шабаш. Вы и так знаете все о грязных тайнах старейшин.
- Большинство из нас знает, - его улыбка превратилась в оскал. - Меня несколько раз просили дать официальные рекомендации по этой проблеме для моих братьев и сестер в инквизиции. Но я до сих пор не сказал своего слова, потому что считаю необходимым изучить их подробнее. Возможно, эти странные создания - дар самого Каина, и они станут нашими проводниками. Возможно, их послали патриархи или, что вероятнее, Инконню с целью устроить нам хаос. Дьявол изобретателен: то, что выглядит невинно, может привести в ловушку. Если я наткнусь на такое создание, я допрошу его, но не буду убивать, пока не пойму, с кем имею дело.
- А другие инквизиторы?
- Некоторые убеждены в том, что каитиффы - пешки патриархов, и кричат об этом на каждом углу. Однако большинство считает их крайне полезными при условии правильного обучения и наставления. Если на своей работе наткнешься на такого, то веди его к Стимсон, а мне напиши об этом в письме.
Я кивнула, ничего не обещая:
- Понятно.
- Мы говорили о том, что лишь кланы Ласомбра и Цимисхов одолели своих основателей и стали свободны от козней патриархов. Очевидно, что многие инквизиторы происходят именно из этих двух кланов. Кроме того, именно эти кланы испытывают постоянный интерес к древним знаниям. Инквизитор - это не палач. Нам приходится казнить заблудших, но каждая казнь - трагедия для меня, ведь моя цель - не наказание, а искупление. Мы посещаем разные стаи как миссионеры, несем им наставления Каина, проводим ритуалы.
- И шпионите.
- Само собой, - он нахмурился, а его взгляд уперся в дно уже второго выпитого им стакана. - К сожалению, между нами не всегда есть согласие. Очень часто инквизитор считает себя самым знающим нодистом, имеет свою версию нашей истории и может этим смущать умы шабашитов. Мне бы хотелось, чтобы они не выносили свои научные споры на публику.
- Вряд ли дело в науке.
- Боюсь, что так. Приверженность определенной версии - это не только научная, но и политическая позиция.
- А за тем, чья версия неправильная, выезжают ваши, - заметила я.
- Верно, - согласился он. - Раньше случалось такое, что падшие инквизиторы - или даже благонадежные, но чересчур упертые - обзывали ересью все, что им не нравилось. Бесспорно, мы вправе требовать от каждого шабашита фанатичной веры, но сжигать каинитов из-за мелких проступков и устраивать охоту на ведьм без причины - это несерьезно. Действительно, дурака проще наказать, чем обучить, но беспричинные казни снижают доверие к нам и, в конечном счете, идут нам же во вред.
- Я заметила, что инквизиторов не особо любят.
- Вот-вот. Из-за отдельных личностей страдает общее дело.
Он с легкой грустью продолжил:
- Все одобряют борьбу с инфернализмом. Все согласны с тем, что даже один контакт с демоном - это чересчур. Однако никто не спешит раскрыть перед нами свои души. Хотя нет, некоторые спешат - невинные юнцы, чья горячность попросту не позволяет им думать о предательстве. Они провоцируют, прямо-таки вынуждают искать в них изъяны. Некоторые инквизиторы используют их невинность в своих интересах, ну а я сторонюсь их. Однако большинство шабашитов боится меня и оказывает сопротивление. И не всегда они боятся подозрений в инфернализме - просто у них есть свои маленькие тайны, которые они хотят сохранить в секрете. Половина моей работы заключается в том, чтобы выяснить, совершил ли грешник именно те грехи, которые меня интересуют. Виноватый вид во время допроса ни о чем не говорит, нельзя исходить из допущений.
Он лег на спину, закинув ноги на стену возле окна.
- Все становится сложнее, когда мы объявляем, что ловим не только инферналистов, но и вообще еретиков. У некоторых инквизиторов есть плохая привычка - они всегда говорят, что ловят демонопоклонников, а потом внезапно устраивают суд по обвинению в другой ереси. Это превращает шабашитов в параноиков.
- У меня тоже паранойя развивается.
- Учись, Надя, и я сделаю все, чтобы тебя защитить.
- А что ты там говорил о врагах, которых я могла себе нажить?
- Очень немногие шабашиты не имеют врагов, - успокоил меня он. - Но вряд ли кто-то натравит на тебя инквизицию. Мы, инквизиторы, не любим, когда нас кто-то выставляет дураками и использует. В прошлом веке был скандал по поводу инквизитора по имени Ксаба, ты могла слышать о нем. Мы выяснили, что он выносил обвинения по приказу архиепископа, который не хотел сам пачкать руки.
- И?
- Сгорели дотла. Я лично заставил их сознаться.
- А как конкретно проходит суд? - спросила я. - Это как конклав?
- В двух словах не объяснить. Он совсем похож на суд смертных, по крайней мере в этой стране. В качестве судьи выступает инквизитор, а если дело крупное или ожидаются множественные разоблачения, то инквизиторов может быть несколько. Кроме того, инквизитор также может выступать в качестве обвинителя, чего не бывает у смертных.
- Это да.
- Иногда причина в том, что инквизитор первым раскрыл преступление. Иногда - в том, что настоящий обвинитель боится выступить публично. Законом это не оговорено, но бремя доказательства обычно ложится на обвиняемого, у которого может быть защитник, хотя это лишь вносит путаницу. На суд приглашают всех местных шабашитов, которые могут выступать в качестве свидетелей любой из сторон, если только принесут присягу на реликварии.
- Это та штука, которой ты указал на Бранденбурга на балу?
- Именно.
- Обвиняемый, обвинитель и свидетели дают показания?
- А инквизитор им всем задает вопросы, но какого-то стандартного порядка нет. Если собравшиеся начинают создавать проблемы, храмовники их выгоняют. Обвиняемый может потребовать ордалии или суда поединком, то есть мономахии против инквизитора или выбранного им воина. Однако инквизитор не обязан удовлетворять требование.
- Зачем нужно право на требование, которое не обязаны удовлетворять?
Я знала, что и в Камарилье много старых пердунов, которые верили в суд божий. Никогда этого не понимала.
- На то есть причины, - он почесал подбородок, покрытый трехдневной щетиной. Когда он наряжался Вольтером, то брился. - Иногда инквизитор и сам не уверен в обвинении, поэтому оставляет все на волю Каина. Иногда публика на стороне обвиняемого, так что разумнее обставить все как честный бой. А бывает и так, что на инквизитора наезжает кто-то более старый и влиятельный. Например, я мог бы предъявить Бранденбургу обвинение в его же городе, не спрашивая разрешения епископов, но они устроили бы такое, что мне в итоге пришлось бы разрешить ордалию.
- И что делать в таком случае? - я поерзала на табуретке. - Когда ты знаешь, что кто-то виновен, а он требует ордалии, да еще и может победить?
- Бранденбург мог бы, - он допил третий стакан. - В таких случаях я тяну с ордалией, одновременно распространяя по городу информацию по делу. Когда я проиграю суд и уеду, местные шабашиты сами разберутся.
Я бы на его месте жульничала во время поединка, но это ж я - просто презираю правила.
- А тебе приходилось биться на дуэли против того, кто намного сильнее тебя? - спросила я.
- Сильнее - бывало, намного сильнее - нет. Не вижу смысла в том, чтобы умирать бесплатно, особенно умирать самому. Поэтому для инквизитора крайне важно иметь высокопоставленных покровителей, которые при необходимости выделят бойцов, - он подмигнул мне. - Часто этими бойцами являются храмовники.
- Поняла. А если обошлось без ордалий и поединков?
- Тогда я принимаю решение исходя из представленных фактов и оглашаю приговор.
- Сожжение?
- Сожжение. Я иногда проявляю милосердие, но если преступник снова попадется нам на глаза, приговор приводится в исполнение.
- Милосердие?
- Например, дикая охота, которая оставляет шанс выжить - трусливо скрываясь и не имея надежды, но все-таки выжить. Или задание, по итогам которого грешник может пройти обряд раскаяния.
- Как удобно.
- Не подумай только, что я предъявляю обвинения лишь для того, чтобы вынудить кого-то служить мне.
- Вам разрешено пытать обвиняемых, как настоящей инквизиции?
Он посмотрел на меня удивленно:
- Настоящей?! Ну-ну! Понимаешь ли, Надя, нет никакой книги в кожаной обложке, где сказано, что нам можно и нельзя. Да, инквизиторы пытают подсудимых. Но те из них, кто заботится о своем выживании, очень тщательно подходят к тому, кого и как пытать, чтобы не стать жертвой мести.
- Разве Миланский кодекс не запрещает месть? - я гордилась тем, что смогла выпросить у епископа Дрю копию кодекса.
- А ты загляни в дополнения. Если обосновать, что инквизитор злоупотребляет своим положением, то месть ему становится кошерной.
- Но только в том случае, если ее одобрит кворум прискусов, - парировала я.
- Ты всерьез считаешь, что кворум прискусов встанет на сторону облажавшегося инквизитора без веской причины? - он вновь удивился.
- Но это ведь нежелательный прецедент!
- Ха! - он провел средним пальцем по дну стакана, вылавливая последнюю капельку. - Милая моя, если и есть такая вещь, на которую шабашитам насрать, то это прецедент.
- Кажется, я начала понимать.
- Это хорошо, а то я боялся вконец тебя запутать. Мне кажется, нынешний Шабаш стал чересчур похожим на Камарилью. Ваши юнцы плюют на Традиции, наши старейшины тяготеют к постоянству, - он тряхнул головой. - Однако между нами есть коренные различия. В нашей секте карьерный рост зависит от личного рвения, а занятая должность не освобождает от необходимости служить. Революция - это не что-то жуткое, а живительная чистка. Никакие законы, кроме тех, что дарованы лично Каином (хотя это по-прежнему спорный вопрос), не вечны.
- А что насчет инквизиторских храмовников?
- Наши храмовники во многом похожи на остальных храмовников. Они - наши братья по оружию и товарищи по стае.
- И вышибалы на судах.
- Судебные приставы, да. Кроме того, они навещают жрецов стай в качестве миссионеров, как я уже говорил. Некоторые копаются в нашей древней истории и ищут артефакты, принося их своим господам для описания и изучения. Но основная их задача - расследование инфернализма и ереси.
- Открыто или под прикрытием?
- И так, и так. Инквизиторам и их храмовникам очень просто действовать под прикрытием, потому что на официальных мероприятиях они обычно в масках и мантиях. Некоторые агенты инквизиции никогда не показывали своих лиц даже ближайшим товарищам.
- Жуть, - решила я.
- Работа у нас такая. Я видел, как инквизиторы и их храмовники разыгрывали целые спектакли, выдавая себя друг за друга в стратегически важные моменты.
- Бывало такое, что ты приказывал своим храмовникам притворяться инферналистами?
- Да, - мне показалось, что Наваррец вздрогнул. - Пару раз даже успешно. Но есть демоны настолько опасные, что порча проникает в тебя, как только ты услышишь их имена. Послав к ним своего слугу, ты его теряешь - поэтому мы отказались от этой тактики. Куда лучше найти глупого и морально неустойчивого птенца, поманить его обещаниями небывалой мощи, направить в нужном направлении и смотреть, что получится. Однако это опасно, причем для души самого инквизитора.
- Заглянешь в бездну, и бездна заглянет в тебя?
- А тот, кто сражается с чудовищами, сам станет чудовищем - но при этом останется одним из нас, - казалось, что он опечалился. - Инфернализм трудно выявить, не говоря уж о том, чтобы искоренить. Мы заставляем молодняк сражаться за власть, не оставляем шанса проигравшим, наполняем их умы речами о свободе. Но иногда мы забываем предупредить их о том, что в мире есть сила, способная их подчинить. Иногда мы и сами игнорируем эти предупреждения.
- Думаю, что поддавшийся порче инквизитор - это по-настоящему плохо.
Наваррец лишь кивнул. Он явно ушел в свои мысли.
А мне стоило задуматься о том, где провести день. Можно было бы расположиться в небольшом отеле в викторианском стиле с видом на море - но там было слишком дорого, особенно с учетом того, что он не ремонтировался с 1930.
Я не знала даже, есть ли в городе другие шабашиты, кроме Наваррца. Надеюсь, он не предложит мне остаться у него - тут все провоняло травой и навевало тоску.
Чертовы тени вновь зашевелились, будто только и ждали, когда Наваррец отвлечется. Ну или это его мысли заставляли их двигаться.
Надо было либо прощаться, либо продолжать разговаривать.
- Эй, Наваррец.
- Что? - он даже голову повернул с трудом. Видимо, он был упорот немного сильнее, чем мне показалось.
- Ты что-то говорил насчет того, что ваше учение понимают неверно.
- Да, - он нахмурился. - Они понимают, что свободны от Камарильи и не должны ничего ни человечеству, ни собственной человечности. Но они не понимают, что их освободили не просто так. Они не понимают бремени свободы, Надя. Раб не отвечает за злодейства своего хозяина, свободный должен против них бороться. Но они не хотят нести ответственность.
- Разве нельзя на них как-то повлиять?
- Нельзя насильно сделать умнее, - он внезапно встал и распахнул окно. Надеюсь, дым поскорее выветрится. - Но можно лучше учить. Я виню в этом себя, всю инквизицию и сановников секты. Все мы могли не ограничиваться словами, а подать молодняку личный пример - и в этом было бы больше смысла.
- Наказывай словоблудов.
- Не все так просто. Не бывает такого, чтобы можно было сказать: «вот этот сановник помогает Шабашу, а вот этот - вредит». В таком случае я мог бы каждую неделю устраивать сожжение.
- Было бы весело, - заметила я.
- Весело или нет, но продуктивно. Мы соскочили с темы, так что давай-ка я попробую объяснить иначе. Вот есть сановники, которые хотят творить правильные дела, имеют на это правильные причины и знают свое дело. Есть те, которые хотят творить правильные дела и имеют на это правильные причины, но не имеют нужных навыков. А есть те, которые хотят творить правильные дела, но по неверным причинам, например ради мести. Вот что ты будешь с ними делать? Помогая им, ты приносишь благо секте, но становишься оружием в чужих распрях, - он сжал кулаки. - А есть те, кто имеет правильные причины, но хочет сотворить что-то плохое. Одно маленькое, но критически важное заблуждение - и вот ты вынуждена идти против бывшего единомышленника. Знаешь ли ты, насколько это тяжело? А хуже всего то, что любой каинит может попасть в любую из этих категорий, и даже сам Каин не знает, когда это случится.
- Понимаю, - надо бы сменить тему.
- Есть те, кто цинично обращает наши идеалы против нас. Но что еще хуже, есть те, кто разучился отличать потребности секты от своих собственных!
А вот эта тема мне знакома.
- Я знала камарильцев, которые на этом собаку съели, - сообщила я. - Они умели искажать факты так, чтобы каждый считал своим долгом дать им то, чего они хотели. Никогда не понимала, как это у них получается.
- Это не так сложно, - проворчал Наваррец.
- Может быть, я просто слишком глупа для этого. Научи меня.
- Окей. Это называется «пропаганда».
- Но ведь пропаганда - это ложь.
- Не имеет значения. Первое правило пропаганды - работать с теми, кто не разбирается в том, о чем ты говоришь. Они попросту не поймут разницы между правдой и ложью. Однако правда эффективнее. Например, вот есть факт: молодых каинитов Камарильи сажают на узы крови.
- Как меня, например. Но не всех.
- Верно, - согласился он. - Не всех. Это знаем ты и я, но не большинство шабашитов. Поэтому я могу скормить этот факт своим братьям и сестрам, и они будут полностью убеждены в том, что как только сбегут в Камарилью, их сразу же посадят на узы.
- Ну это частично правда.
- А ваши старейшины скармливают такую же частичную правду камарильцам, большинство из которых ничего не знает о нас - и вот камарильцы уже боятся сбегать в Шабаш. Не нужно нагло врать, нужно просто вырвать факт из контекста...
- И придать ему то значение, которое нужно. Поняла.
- И ты скармливаешь им полуправду за полуправдой, а когда у них отключится критическое мышление, можно скормить и ложь - они все равно поверят.
- Ага. Первое правило пропаганды - говорить о том, в чем никто не разбирается.
- Именно. А еще заготовь парочку интересных, но убедительных рассказов. Они должны содержать факты, но в твоей трактовке. Когда твоя публика наткнется на врага, она увидит одну-две мелочи, о которых ты говорила, и убедит себя в том, что все остальное тоже было правдой. Проще говоря, не давай им трезво оценить обстановку.
- Ты так говоришь, будто это что-то плохое, - запротестовала я. - Нельзя допустить, чтобы шабашиты сбегали в Камарилью, значит нужно им немного врать.
- И да, и нет. С одной стороны, где страх - там и ненависть, а ненависть на войне полезна. Демонизируя врага, ты обеспечиваешь сплоченность и жестокость своих бойцов. Но при этом ты лишаешь их знаний о враге, а это плохо. Даже простые солдаты бьются эффективнее, если знают своего врага. А если, не дай Каин, они поймут, как ты их обманываешь... В общем, может случиться та же история, которая приключилась между одним архонтом и православной русской девчонкой.
- Ну так это в военное время, - произнесла я. Меня смутила эта формулировка - «обеспечивать жестокость».
- А в мирное время, - продолжил он, - пропаганда удерживает недовольных от того, чтобы сбежать. Там, куда они сбегут, они станут еще недовольнее - но нам это уже не поможет. Мы не можем позволить себе терять бойцов просто так. Кроме того, пропаганда все делает проще. Когда каиниты раскрасили себе лица и готовы биться до окончательной смерти, они не хотят слышать, что камарильцы – такие же вампиры, просто их обратили не на той стороне баррикад. Они хотят слышать, что идут в бой против когтей самих патриархов.
- И поэтому мы им лжем.
- И они благодарны за это, даже если знают правду.
Я кивнула, поняв суть.
- Даже инферналисты хотят верить в то, что поступают правильно. Воину нужно знать, что он бьется за добро против великого зла. Тебе было проще, с тобой была твоя человечность, но попробуй представить себя на месте молодого шабашита.
- Окей, попробую.
- Ты знаешь, что ты больше не человек и законы смертных к тебе более не применимы. Тебя лишают человечности, но ничего не дают взамен - это требует обучения, на которое редко есть время. Так что тебе просто внушают, что ты убийца по природе своей, люди – лишь скот, но тебе при этом нужно сражаться за добро. Как считать себя добрым в такой ситуации?
- Нужно найти и возненавидеть того, кто хуже тебя.
- Правильно.
- Меня, кстати, тоже еще не обучили.
Он широко улыбнулся. Улыбающийся ласомбра - это почти так же жутко, как и улыбающийся тремер.
- Рад, что ты об этом сказала. Это именно та причина, по которой ты отправляешься к Стимсон. Когда она закончит твое обучение, я заберу тебя к себе.
- Я согласна, хотя еще не совсем поняла, во что влипла. Это не похоже ни на что из того, что мне приходилось делать раньше.
- Я приложу все усилия, чтобы все разъяснить.
- Это хорошо, потому что я до сих пор не врубилась, как быть шабашитом. В Шабаше все братья, но нельзя доверять никому, кроме своей стаи. Старейшин надо свергать, но нашему кардиналу шестьсот лет. Мы готовы умирать за свои принципы, но при этом творим что вздумается.
- Все верно. Некоторые сановники считают эту путаницу полезной. Когда взаимоисключающие положения верны, можно оправдать любую позицию. Если твой епископ одолел другого, то это здоровая конкуренция и благо для секты, если наоборот - это вражда, разобщающая шабашитов, - он рассмеялся. - Они то показывают публике общую картину, то тыкают носом в мелочи - все зависит от того, какое мнение они хотят создать.
- В общем, надо смотреть на вторую руку фокусника.
- Обычно да. Кстати, можешь сохранить этот совет в секрете.
- Еще что-нибудь расскажешь?
- Хм, - он снова почесал подбородок. - Остерегайся каинитов, которые ищут возможность самоутвердиться. Они не могут похвастать ни силой, ни хитростью, поэтому все, что им остается - это пытаться показать, что они порочнее тебя. И это идет наперекор здравому смыслу. Например, Стимсон отправит тебя решать проблему со смертными в Ногалесе, а шабашит, который должен тебе помогать, внезапно снимает скальп с дочки шефа полиции лишь для того, чтобы показать тебе, какой он свободный.
- Да уж.
- Поверь, в руководстве секты дела не лучше. Там особенно любят обсуждать древние пророчества - каждый мнит себя нодистом, даже если не бывал в библиотеке инквизиции. Я считаю, что регенту следует приказать прискусам проводить свои дебаты в виде смертельной битвы - кто остался в живых, тот и правильно трактует слова Саулота.
- Кого?
- Забей. Хочу, чтобы ты поняла, в чем именно проблема. Мы все любим наставления Каина и истории о Первом и Втором городах. Приятно узнать, от кого ты ведешь свой род, и я никогда не возражал против тех, кто находит в этом удовольствие. Я хочу, чтобы все шабашиты знали о своем наследии и своей судьбе. Но я не хочу, чтобы судьбой каинитов стало бесконечное выяснение того, у кого из них самая каноничная вера. Шабашиты не должны драться и убивать из-за этого.
- Тем более этим уже занимается инквизиция.
- Так и есть. Хочу рассказать тебе еще кое-что, чего не знают в Камарилье.
Он встал, чтобы вытряхнуть пепельницу, но не мог стоять, не держась рукой за что-нибудь. Как он вообще мог говорить в таком состоянии? Если он притворялся упоротым, то у него чертовски хорошо получалось.
- Валяй.
- Шабаш куда более организован, чем ты думаешь.
- Ну пока что я поняла так: у вас есть королева, князья, бароны, рыцари и крестьяне.
- Это даже больше, чем знают большинство камарильцев. Однако наша иерархия нестабильна. Мы как волчья стая, где каждый может объявить себя вожаком и в бою доказать это право.
- Понятно.
- Многие из твоей бывшей секты, даже старейшины, не понимают, почему мы не скатываемся в полнейший хаос.
Он двумя руками ухватился за барную стойку, чтобы не упасть. Я подвинула табуретку ему под задницу. Он уселся и обхватил ее ногами для уверенности.
- Дело в нашей вере в общую цель, как я уже говорил...
- Продолжай.
- Кроме того, есть те, кто боится наступления истинной меритократии, и задействует другие механизмы. Как говорится, «старость и предательство всегда берут верх над юношеским пылом».
- Ого, цитируешь современных авторов.
- В этих словах есть правда, - мрачно произнес он. - Ты знаешь про черный рынок винкулумов?
Я аж подскочила:
- Чего?!
- Братание влияет на чувства, а чувства влияют на действия. Самые сильные чувства шабашит испытывает к своей стае, потому что братается с ними чаще всего. Однако во многих случаях приходится разделять чашу с другими - например, как тебе на Великом балу.
- И?
- Некоторым сановникам выгодно, чтобы ты разделила чашу с одними, но не с другими.
- Ага. Кажется, я начала понимать. Списки приглашенных составляют выборочно?
- Точно, - ответил он. - И ты становишься предметом торговли старейшин. Тебя могут отправить брататься с теми, с кем нужен союз. Или наоборот - отправить брататься с другой стороной, чтобы разрушить союз. Или побрататься с обеими, чтобы осложнить тебе работу в случае конфликта интересов. Ну или кто-то знает, с кем бы ты ни в коем случае не хотела разделить чашу, и устраивает вам Братание чисто для того, чтобы продемонстрировать свою власть и поставить тебя на место.
Оказалось, что Шабаш очень похож на Камарилью. Нужно быть осторожнее, когда тебя куда-то приглашают.
- Так вот как правят ваши лидеры.
- Эй! - он взмахнул обеими руками. - Это разрешенный прием. Просто молодые шабашиты не понимают, что есть много негласных и неписаных правил. Они не понимают, что в условиях меритократии умение обманывать других также является вознаграждаемой способностью.
- Если я правильно понимаю, то Шабаш был создан именно для борьбы с этим. Ваши старейшины боятся, что кто-то поступит с ними так же, как они сами когда-то поступили со своими?
- И потому они так стараются поддерживать это притворство, - закончил он. - К счастью, видимость меритократии поддерживать легко, если думать наперед. Была у меня знакомая храмовница - огонь, а не женщина. Одна из лучших мастеров тактики в Новой Англии. А у епископа в любимчиках был другой храмовник, которому нужна была возможность проявить себя. Их обоих послали в Бостон воевать с камарильцами, а епископ тем временем слил Камарилье немного информации в обмен на то, чтобы его любимчику дали убить нескольких каитиффов, которые и так не были нужны бостонскому князю. В итоге любимчик вернулся с ожерельем из клыков камарильцев, а мою знакомую накормили напалмом из проезжавшего мимо автофургона. По словам других шабашитов она была слишком медленной и неуклюжей, так что победил сильнейший.
Он криво ухмыльнулся:
- Теперь он рванул вверх по карьерной лестнице и скоро сам станет епископом.
- Ты ведь мог бы его осудить?
- Мог бы. Но кто был бы свидетелем обвинения? Камарилья? Кроме того, любимчик знать не знает о том, как подсуетился его босс, так что по сути невиновен. Да и не любят меня в Новой Англии по ряду причин. Если бы я сжег их епископа, они бы сочли это личной местью.
- Хреново.
- Так что пусть живут пока. Я все помню, и как только они сделают ошибку, я приду за ними.
Я кивнула.
- А еще правила мономахии позволяют жульничать. Черт побери, везде есть лазейки!
Он схватился за голову, взъерошив волосы. Ему становилось все хуже прямо на глазах - скоро он свалился бы с табуретки. Я положила руку ему на плечо (бля, зачем я его коснулась?), он вопросительно уставился на меня.
- Когда это произошло?
- На той неделе, - ответил он.
Да уж.
- Пойдем, Наваррец. Тебе уже хватит.
Я помогла ему подняться.
- Не сдаваться, - пробормотал он.
- Давай-ка сюда... - я уложила его на диван. - Давай-ка ты пару часиков отдохнешь, а потом будешь снова спасать Шабаш от него самого?
Тени роились вокруг меня, будто муравьи из разбуженного муравейника. Надо было уходить. Вот только Наваррец был в полном отрубе, а это значило, что он провалялся бы так до утра, а там уже солнце его бы испепелило.
Я прошлась по дому и нашла здоровенный лист металла, который Наваррец каждое утро прибивал к оконной раме, а каждый вечер - отрывал. В двух других комнатах на окнах были глухие ставни. Обезопасив дом от солнца, я вернулась к Наваррцу. Он открыл глаза и посмотрел на меня.
- Мне пора, - сказала я. Не люблю долго прощаться.
Он сделал жест рукой.
- Чего?
- Подойди на секунду.
Я подошла. Он взял меня за руку.
- Вот поэтому ты идеально подходишь, - произнес он.
- В смысле?
- У тебя есть чувство ответственности.
- Для чего подхожу?
Он сжал мою руку и закрыл глаза.
Я отняла руку и ушла. Мое чувство ответственности позаботилось о том, чтобы я закрыла дверь.
Если старейшина-ласомбра умен, безжалостен, хитер, фанатичен и намерен тобой воспользоваться - это еще полбеды. Но если он умен, безжалостен, хитер, фанатичен и убедил тебя в том, что ты ему нужна - тут уже ничто не поможет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий